— Ах, ты, хитрая морда! — она опустила руку и погладила пса. Мохнатый наглец осмелел, положил голову рядом и зажмурился. В ноздри ударил густой запах псины.

Впрочем, Кира ничего не имела против. Она пальцами перебирала жестковатую шерсть и пыталась заснуть, но как ни странно перебитый сон не хотел возвращаться.

— Что же нам теперь делать, Туман? Что мне делать?

Солнце, будто вторя тяжелым думам жителей Золотых Орешков, не спешило баловать деревенских. Мрачный люд, засеяв поля, с большим рвением старался заниматься обыденными делами. Защитник — Защитником, а голодная смерть и того не лучше. Садились огороды, заготавливались грибы и пряные травы, которым пришла пора. Починялись плетни и домашняя утварь. Да и вообще приметили: ежели попусту не болтаться, то и меньше шансов напороться на неприятности. Загодя шли приготовления к летней ярмарке, что через седмицу после праздника Киаланы.

Готовились, да перешептывались — пустит ли Пасита? А то может и зря все. Ярмарка проводилась в ближайшем городе, коим был Птичий Терем, что на реке Кривице. Это приток Широкой, прозванный так за извилистость и непостоянство.

Кира, от других не отставала. Дома в клетях были припрятаны вязки звериных шкурок, что припасены за зиму: лисица, соболь, белка, а главное — голубая куница.

Авось удастся скоро сторговаться. Сбыть все разом городскому купцу, и пускай потом продает в три дорога. Ей то что? Главное, будет время побродить, да на диковинки поглазеть. Она на ярмарке ранее не бывала. А дома ей деньги и не к чему, даром, что мать все талдычит о приданном. Ещё тех же соболей набьет, если понадобится.

Оставив лохматого Тумана у охотничьей избушки, где теперь в небольшом загоне обитала Полночь, Кира направилась домой. Волков она не опасалась — умный пес убережет и от этой, и от иной напасти. Да сейчас зверью не до того — ещё весна в крови играет. Солнце пригревало сегодня так жарко, как после зимы ни разу. Вот и Матрена вещала, что настала лету пора — все сбылось. Девчонки, скинув опостылевшие телогрейки, нацепили новые, справленные за зиму, сарафаны, с любовью вышитые цветами. Впрочем, украшались теперь с некоторой опаскою — не приведи Киалана лишний раз попасться на глаза Паситиным прихвостням. Ну да где удержать молодежь, радующуюся жизни после всех потрясений?

— Кира, здоровенько!

Маришка, дочь Аглаи и Зыкана превратилась за зиму в ладную смешливую девку. Курчавые огненные волосы так и выбиваются из косы и, казалось, пылают чистым пламенем. Не портят её и многочисленные конопушки. Наоборот, оттеняют голубые глазищи, озорно сверкающие из-под непослушной челки. В её сторону уже с интересом поглядывали и те парни, которые в том году замечать не хотели малявку. Эх, хороши девки в Золотых Орешках. Какую не возьми — краса неземная. Только, похоже, она, Кира, и правда найденыш…

— Давненько тебя не видала. Все охотишься? — узкая ладошка девушки указала на куртку и штаны, надетые не по погоде.

Кира кивнула в ответ, здороваясь, и невольно улыбнулась. Один вид огнегривой Маришки, такой летней в своем чистеньком расшитом сарафанчике, поднял настроение.

— Да какая же сейчас охота, глупышка? Зверье — множится, да и шкурка будет никудышная. Разве что на птицу?

— Погляди, теплынь-то! Сымай уж мужские портки, да айда с нами купаться.

Кира сначала хотела отказаться, но что-то не позволило этого сделать. У неё из девчонок-то и подруг сердечных нету. Вместо них всегда с самого детства рядом был Микор: «Микор… С тех пор, как он ушёл, прошёл уже почти месяц…»

— Я подумаю, — охотница было пошла дальше, но остановилась и обернулась: — Маришка, только одна не ходи.

— Я с Соланкой. Встретимся у купален! — рыжей белкой, девчушка поскакала дальше.

Дома Кира впервые за долгое время сменила лесной охотничий наряд на неношеный, слегка трущий кожу, льняной сарафан, вышитый по подолу весенними цветами. Перед тем, как у баб водится, основательно посомневалась. Невмоготу уже париться в штанищах! Впрочем, отцовский нож взяла с собою. Мало ли. Да и без него совсем не привычно. Ножны с сарафаном смотрелись странно, да и мать — засмеяла.

Юродивой обзывалась. Так что теперь клинок, засунутый под самодельную подвязку из холстины, непривычно холодил кожу бедра.

Наконец, собравшись, Кира потопала к Девичьим купальням. Оные располагались на северо-востоке от деревни. Там, где почва становилась каменистой, а холмы постепенно превращались в невысокие, окруженные соснами, скалы. Купальни представляли собой две эдакие чаши, каждая с небольшое озерцо размером. С одного края купальни примыкали вплотную к отвесной скале, откуда под водой били холодные ключи, с другого ручьями стекали в Широкую. По остальным — густо рос малинник и ежевичник, прикрывая узкий бережок от досужих глаз, и радуя спелой ягодой.

Вдобавок любую жару вода здесь была чистая и прохладная.

Ветерок, как ловкий любовник надушенный цветочными ароматами, приятно ласкал ноги, самоуверенно пробираясь под длинный подол. Нежно гладил и перебирал русые волосы — Кира расплела привычные косы. Улыбка потихоньку завладела её губами и больше их не отпускала. Позабыв обо всех свалившихся невзгодах, охотница была рада снова превратиться в беззаботную девчонку. Рада скинуть опостылевшие куртку и портки. Рада лету, зелени, солнцу: «Хорошо-то как! Душа поет».

* * *

Харила и Мордан праздно шатались по окрестностям. Пасита запретил шалить, чтобы не отвлекать деревенских от работы, так что заняться было нечем. Приелись и потешные скачки, на горбах мужиков. Просто так народ задирать да колотить без повода — тоже. А девок трогать — не можно. Хотя именно это занятие, пришлось бы как нельзя по душе. Выпивка ещё лезла, но порядком осточертела медовуха. Желалось доброго вина из отцовских погребов, да где же его сейчас взять-то? У Паситы имелась заначка, да то — не про их честь, понятное дело. Вот и валандались братья неприкаянные по всей округе, высматривая, вынюхивая, примечая, да мотая на ус.

Харила выглянул из-за плетня позади дома старосты Опорафия, где, не спрашивая позволения, они с братом укрылись под старой тенистой яблоней, спасаясь от злого сегодня солнца. Вдовая дочь старосты, худая и некрасивая женщина со скорбным выражением лица, молча поднесла им блюдо пирогов, ковш кваса и две чарки и скрылась в избе.

Мимо по главной улице то и дело кто-то проходил, не минуя пары любопытных носов.

— Глянь, а эта — курчавенькая-то, рыжая. Огонь-девка!

— Маришка что ль?

— Ага — она самая. Да и её подруга тоже.

Девчушки, весело щебеча, проскакали мимо. Они громко болтали, никого не замечая.

— Я б её-то на сеновал бы…

— Которую? Маришку? Или вторую? Как её?

— Не помню. А на сеновал — обоих.

— Да чего маяться? До овинов ещё дойти надо. Можно было бы и на площади, — Харила гнусно заржал, почесав вспотевшую промежность. — Ну и жара сегодня, — отхлебнул прямо из ковша, не замечая чарки. Мордан неодобрительно покосился на брата и снова повернул голову, провожая взглядом девчонок.