Омоновец в черной маске, стоявший неподалеку, медленно повернул голову. Ему было что сказать этим двум рабочим, но он промолчал. Тут проверяли особенно тщательно, ведь это был тот самый причал, возле которого нашли мертвого капитана милиции.

— Видишь, смотрит на нас? Ему не нравится, — уже не так громко сказал старый грузчик.

— А тебе бы понравилось, если бы тебя фашистом назвали?

— Это я так, к слову пришлось. Злость накопилась, пока возле стены стоял, а так, в общем, правильно. Много у нас всякого в порту делается, но только ни хрена они не добьются. Понаехали, видимость создали, что за порядком смотрят, а потом вся нечисть снова всплывет.

— Если ты такой правильный, то почему не скажешь им, что здесь делается?

— Жить хочется.

— Так и не возмущайся.

— Я бы сказал, если бы от этого что-нибудь изменилось. А так я пальцем на Петровича покажу, они уедут, а потом мне нож в спину или пуля в затылок. Правильно говорю-рассуждаю?

— Правильно-то оно правильно, но бояться станем — век порядка не видать.

— Я никуда лезть не хочу, привык так жить. Мужчины неторопливо курили, поплевывая под ноги, понимая, что рабочий день сорван окончательно. Даже если сейчас уедет ОМОН, работа не наладится. Начнутся пересуды: что нашли, кого взяли…

Старый грузчик ехидно улыбался, наблюдая за тем, как обыскивают начальника склада — толстого мужчину в потертом костюме и несвежей рубашке. Тот выгребал из карманов и выкладывал на стол всякую дрянь — мятую пачку сигарет, коробок спичек, фантики от конфет, грязный носовой платок и золотистую пачку презервативов. Заведующий складом заметно волновался.

— Ты понял, — сказал грузчик, — а Петрович, оказывается, с собой презервативы таскает. Я-то думал, что у него уже давно не стоит.

— На всякий случай, наверное. Не стоит, не стоит, да вдруг встанет.

Даже когда заведующего складом отпустили, он продолжал волноваться. Ему-то, в отличие от грузчиков, было наверняка известно, что сейчас на складе прячется от ОМОНа бандит по кличке Цеп — тот самый, который застрелил капитана милиции. Именно с ним он бесед овал" сидя в своей конторке, когда в порту откуда ни возьмись появились омоновцы.

Цеп метнулся было к двери, ведущей на причал, но тут же захлопнул дверь. К пирсу по внутреннему проезду мчался уазик.

— Петрович, спрятаться надо! — Цеп машинально сунул руку в карман, проверяя, на месте ли пистолет.

«А я-то надеялся, все тогда кончилось, — подумал Петрович. — Буквально вчера уехала следственная группа, а оно-то только начинается!»

— В склад перебирайся, — посоветовал Петрович. — Там они тебя хрен найдут, чтобы его облазить, целый день надо. Если что, выбирайся на крышу, а там дальше по пожарной лестнице и вдоль железнодорожной ветки. Под погрузочной рампой тебя не увидят.

Цеп спустился в закрытый снаружи склад — огромное здание, заглубленное в землю, и, прыгая через металлические ступеньки, побежал вдоль стеллажей, высматривая место, где бы укрыться. И только смолк грохот его башмаков, как в конторку ворвались омоновцы.

— Вы заведующий складом?

— Я.

— Выходите.

— Но у меня здесь бумаги на миллионы, штампы!

— Выходите, — все таким же каменным голосом повторил омоновец, на плечах которого были погоны лейтенанта.

— Если что пропадет, вы ответите.

Так Петрович оказался стоящим у стены с поднятыми руками, низведенный до уровня своих подчиненных, такой же бесправный, как и простые грузчики.

Цеп успел добежать лишь до середины склада, когда услышал скрежет открываемых ворот. Вовнутрь хлынул яркий дневной свет, и по складу с двух сторон двинулись шесть омоновцев. Лучи фонариков шарили по потолку по углам. Милиция продвигалась неторопливо, тщательно обыскивая каждый квадратный метр склада. «Вот же, черт понес меня! — подумал Цеп. — Говорил мне Боцман, приезжай в порт в ночную смену, а я решил на ночь к бабе пойти. Вот и приехал днем. Кто ж знал?» Он притаился за небольшим штабелем, сложенным из дощатых ящиков.

Ящики уступами уходили к самому потолку склада. «Найдут! Ей богу, найдут!» — подумал Цеп, наблюдая за омоновцами.

И уже не дожидаясь, пока те подберутся к нему вплотную, он осторожно, чтобы не выдать себя звуками, стал подниматься на пирамиду из деревянных ящиков все выше и выше, пока, наконец, не коснулся руками ржавого металлического потолка. Отсюда, сверху, было прекрасно видно, как мечутся в полумраке склада желтые конусы света, как рывками продвигаются вперед омоновцы.

Цеп попытался определить, на чью же долю придется штабель, на который он забрался. «Ну, что ж, парень, — он посмотрел на рослого омоновца, который уже светил фонариком на подошву ящичной пирамиды, — если у тебя хватит ума не долезть до самого верха, то жив останешься».

Цеп осторожно вытащил из кармана пистолет и медленно перевел затвор, досылая патрон в ствол. Бандит распластался на верхней ступеньке пирамиды и почувствовал, как сильно, а главное, громко бьется его сердце. Ему казалось, эти удары эхом разносятся в гулком помещении склада.

— Смотри, не поднимайся, — шептал Цеп, — будет лучше и мне, и тебе.

Но вместе с этими мыслями в его душе вскипал азарт.

Ментов он ненавидел люто, возможно, потому он и всадил две пули в капитана на пирсе. И та недельной давности ситуация почти один к одному повторялась сегодня. Тот же склад, только теперь не один мент и несколько бандитов, а один бандит и шестеро омоновцев.

Милиционер, одной рукой придерживая автомат, а второй сжимая фонарик, карабкался по уступам. Желтый свет скользил вдоль ящиков, упирался в стену. Затем омоновец светил на полки стеллажей. Работал он тщательно, поднимаясь все выше.

Теперь омоновца отделяло от Цепа лишь три уступа ящиков. Бандит прижался щекой к шершавым доскам, ощущая густой запах смазки, исходящий от железа, спрятанного под ними. «Не поднимайся выше», — мысленно обратился он к омоновцу.

И тот, словно услышав его, замер, прижав автомат к бедру локтем. Он прислушался, ему показалось, что наверху кто-то есть. Товарищи уже обогнали его, у них на пути не попадалось пирамид из ящиков, только открытые стеллажи.

«Не подведи, — подумал Цеп, поцеловав затвор своего пистолета, — не подведи, как не подвел тогда…» — он напрягся до предела, готовый в любой момент резко вскочить.

Омоновец поднялся еще на одну ступень, и желтый луч фонарика пополз вдоль ящиков. Цеп еще медлил, надеясь на чудо. Он понимал: начать стрельбу равносильно самоубийству, тут шестеро ментов, и неизвестно, сколько их снаружи, наверняка порт оцепили.

— Не надо, — почти умоляюще прошептал он, приподнимая ствол пистолета.

И в тот самый момент, когда слепящий луч света ударил ему в лицо. Цеп нажал на спусковой крючок.