Прогремел выстрел. Гильза гулко ударилась в железный потолок и запрыгала по уступам. Омоновец выронил фонарь, и тот, кувыркаясь, рассекая темноту, полетел вниз.

Молодой милиционер последним движением стащил с головы маску, словно боялся умереть безликим, и сорвался с уступа. Его тело, глухо ударяясь, покатилось вниз.

А бандит уже грохотал подошвами по гулким ящикам.

Он видел впереди распахнутые, излучающие спасительный дневной свет ворота. На бетонном полу Цеп оказался раньше, чем убитый им человек. Раздались короткие очереди.

Омоновцы стреляли вслепую, ориентируясь лишь на звук. А услышали они только грохот от падения мертвого тела.

Пригнувшись, Цеп выстрелил в темноту и тут же рванул вперед. Раздались еще две очереди, на этот раз более прицельные. Цеп даже ощутил движение воздуха от пролетевшей над его головой пули. Он успел укрыться за толстой металлической створкой ворот, и тут же в нее ударили пули. Еще один выстрел в темноту, наугад… Только бы на несколько секунд остановить преследователей. Рванув на себя створку ворот. Цеп побежал. Он слышал скрежет металла, выстрелы. «Только бы успеть!»

Он бежал по засыпанному щебнем бетону, не сводя глаз с сияющей змейки рельса. Бетон разгрузочной рампы уходил вниз, рельсы подъездного пути постепенно возвышались над ним. «Тут есть шанс укрыться.., оторваться…»

В этом месте начиналась разгрузочная рампа, где обычно освобождали вагоны от сыпучего груза — песка, щебня, гравия, загоняли на рельсы, открывали люки и высыпали вниз, а затем уже погрузчиками складировали в штабеля.

Когда омоновцы выбежали из склада, то даже не сразу поняли, куда подевался Цеп. Забетонированная площадка была пуста, ее окаймляли высокие неприступные стены из серого бетона.

— Туда, — крикнул лейтенант, указывая рукой вдоль рельсов. — Двумя группами, одна слева, другая справа!

Вперед!

Цеп пробежал еще метров двести и понял, что выдыхается. Ему не приходилось тренироваться каждый день, а неумеренное питье и курение вылезали сейчас боком. Он пробежал еще метров пятьдесят и услышал над собой глухое урчание двигателя. На рельсах стоял маневровый тепловоз.

Цеп нырнул за железобетонную опору и опасливо выглянул из-за нее. По пандусу бежали двое омоновцев. Бандит рванулся вправо и увидел с другой стороны рельсовой эстакады троих, они опережали своих товарищей метров на двадцать. Он понял — его еще никто не заметил… Пока…

«Шесть патронов, — подумал Цеп. Запасной обоймы у него не было. — Теперь буду стрелять только прицельно».

Со стоящего на рельсах тепловоза срывались черные капли грязного масла.

— Врете, уйду! — скрежетнул зубами Цеп и, зажав пистолет в зубах, чувствуя, как те крошатся о металл, принялся карабкаться по выщербленной бетонной стойке, Он сумел просунуть два пальца в монтажную проушину, правой рукой уцепился за острую, выступающую из бетона щебенку и подтянулся. И тут рука сорвалась. Из последних сил Цеп подтянулся на левой руке, повиснув на двух пальцах. Рывком он ухватился за верх сваи, липкий, скользкий от мазута, и перехватил левую руку, два пальца которой его уже практически не слушались. Если бы не смертельная опасность, он никогда бы не смог совершить этот головокружительный трюк. Качнувшись, он выбросил вверх согнутые в коленях ноги и уперся подошвой в железобетонную шпалу.

И тут его заметили. Сразу три очереди ударили почти в одну точку. Крошился бетон, со свистом и фырканьем уходили в стороны срикошетившие пули.

— Еще немного! Еще… — шептал Цеп.

По зажатому в зубах пистолету текла густая, смешанная с бетонной пылью слюна. Он извернулся ужом и выбрался на шпалы, прямо под брюхо маневрового локомотива. Здесь можно было только ползти, и то невысоко поднимая голову. Ни обернуться, ни толком посмотреть в сторону нельзя. Грохот же двигателя заглушал все другие звуки, даже выстрелы.

Внизу мелькнул пятнистый камуфляж, но в этот момент Цеп уже выбрался из-под локомотива, ухватившись руками за решетку. Не выпуская пистолет из зубов, он вскарабкался на обходной мостик тепловоза.

Машинист, который был не в курсе событий, происходящих в порту, недоумевал, почему это вдруг семафор на развилке загорелся красным, хотя, сколько он себя помнил, здесь всегда горел зеленый свет. Он хотел было выйти и глянуть, что делается сзади, но когда, вытирая руки ветошью, подошел к проему, то лицом к лицу столкнулся с тяжело дышащим бандитом.

Машинист даже вскрикнул от неожиданности, и тут же смолк, когда ему в грудь грозно уперся холодный ствол пистолета.

— Двигай, урод! — услышал он вкрадчивый шепот.

Бандит втолкнул его в кабину, где уже практически невозможно было расслышать ни слова из-за грохота дизеля.

Поскальзываясь на блестящем от масла полу, Цеп схватил машиниста за плечи и развернул лицом к окну. Красный глаз семафора, не мигая, смотрел на машиниста. — Трогай!

Снизу прозвучали еще два выстрела. Пули ударились о днище тепловоза. Цеп вжался в угол и прикрикнул:

— Твою мать!

— Нельзя, сигнал красный!

— Трогай, я сказал!

Машинист тронул ручку, и тепловоз медленно пошел вперед.

В это время омоновец, вскарабкавшийся на эстакаду, пытался взобраться на тепловоз. Дважды срывался, рискуя угодить в промежутки между шпалами. Наконец, забросив автомат за спину, он навалился животом на поручни, и распластался на металлическом помосте.

— Жми, урод! — Цеп выглянул в окно и выстрелил в омоновца. Но пуля прошла мимо.

Машинист с ужасом наблюдал за тем, как его маневровый локомотив уходит с основной ветки и сворачивает в сторону. Омоновец оказался в более уязвимом положении, чем Цеп: на площадке негде было укрыться, а бандит мог в любой момент выстрелить из-за укрытия.

— Быстрее! — кричал Цеп, угрожающе размахивая пистолетом.

— Ты что, не видишь? — орал машинист, показывая рукой вперед — туда, где виднелись огромные металлические ворота склада, но грохот заглушал его слова. Озверевший бандит потерял возможность рассуждать. Ему показалось, что машинист издевается над ним. Цеп уже понял, какую ручку нужно крутить, чтобы увеличить скорость. О том, что он будет делать, когда вырвется с территории порта, бандит не думал. Вырваться — а там видно будет.

— Пошел вон! — он резко ударил машиниста рукояткой пистолета по затылку и бросил его на пол. Цеп поставил ручку в крайнее положение. Локомотив задрожал, из-под колес посыпались искры. Набирая бешеную скорость, тепловоз мчался по ржавым рельсам, его болтало так, как болтает автомобиль на проселочной дороге. Стыки, повороты… По этим путям давно никто не ездил.

Омоновец, выпустив несколько очередей, попытался пробраться вперед, но локомотив бросало так, что пришлось обеими руками ухватиться за поручни. Цеп же видел перед собой в хитросплетении рельсов лишь одну нитку, ведущую между складов к воротам, а за ними была воля.