Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бутылки были встречены одобрительным гулом. Географ обвёл глазами присутствующих, словно пересчитывая, на мгновение задумался, а замет решительно убрал одну из бутылок в шкаф, пояснив:
– Эту оставим на день отлёта.
Все засмеялись. Красин выставил на стол восемь стаканов и занялся пробкой. В этот момент в комнату зашёл Инка, скорее всего, собираясь перед сном ещё немного поработать, и очень удивился, застав в комнате целое сборище. Мигель, да и большинство присутствующих замерли, ситуация выходила неловкой, но тут Красин, как ни в чём не бывало, достал откуда-то ещё один стакан.
– Вот теперь точно все, – сказал он и принялся аккуратно разливать ярко-красное содержимое бутылки.
На девятерых получилось скорее понюхать, да и обилием и разнообразием закусок стол не блистал, но никто не привередничал. Экспедиция с самого начала проходила не очень гладко, так что даже скромный праздник для всех оказался долгожданным и желанным.
Или почти для всех. Хидео с мрачным видом сидел в углу, вертя в руках нетронутый стакан. В последнее время он растерял свой былой задор, став непривычно нелюдимым. Случившееся они не обсуждали, но Мигель не сомневался, именно пропажа лекарства вот уже три недели не даёт мельхиорцу покоя. Он и сам немало думал о том происшествии, пытаясь понять, что это было – собственная небрежность мельхиорца, случайное стечение обстоятельств, чья-то дурная шутка или откровенно злой умысел.
В небрежность Мигелю верилось слабо: конечно, любой может забыть и не донести лекарство до аптечки, но Хидео на своей шкуре прочувствовал, чем такая забывчивость чревата, и скорее должен был трижды всё перепроверить.
Чтобы узнать, могло ли лекарство пропасть случайно, врач устроил серию проверок транспортных аптечек с расспросами тех, кто этим транспортом в основном пользуется. Конечно, он не спрашивал напрямую, не вытаскивал ли кто шприц из вездехода Хидео, наоборот, упирал на необходимость придерживаться штатной комплектации аптечек и опасности самостоятельного расширения списка медикаментов. Все кивали, уверяли, что аптечки даже ни разу не открывали (кроме мельхиорца, разумеется), и никто не признался, что на днях спас коллегу от греха самолечения.
Оставались злой умысел и не сильно ушедшая от него по последствиям шутка. Главный вопрос: у кого мог быть счёт к мельхиорцу, достаточный для желания как минимум насолить, а как максимум погубить? Напрашивается ответ, что у Маккензи, свою неприязнь к Хидео в последнее время он даже не пытается скрывать. Но тут возникает второй вопрос: насколько широко Хидео распространяется относительно своих особых отношений с магнитным полем Оранжевой? Сам Мигель об этом никому не рассказывал, случай с подкинутым в аптечку шприцем должен был остаться между ними, хотя, конечно, полной гарантии того, что никто не мог случайно или нарочно подслушать их переговоры на стандартном канале, нет. Кто ещё может быть в курсе проблем Хидео? Как минимум, Фа, как максимум, любой, заинтересовавшийся регулярными посещениями мельхиорцем медблока и получивший от него ответ об их причинах. Кому он мог бы об этом рассказать? Кастелу, Долгих, Заку, Арине и Кристине. Изольде, Красину или Инке? Возможно. А вот Эриху или Маккензи уже вряд ли, хотя тут тоже нельзя исключать получения информации со стороны. Наверное, стоило бы поговорить об этом с самим Хидео, но Мигель сомневался, что разговор с ершистым парнем выйдет плодотворным, скорее, он только раздует проблему. По крайней мере, теперь лекарство Хидео носил всегда при себе, так что повторения шутки, если это шутка, можно не опасаться.
– Вы не знаете, что с Хидео? – словно прочитав его мысли, тихо спросила подошедшая к нему Изольда.
Изольда напоминала Мигелю его тётушку, с той лишь разницей, что та была стройной брюнеткой, а Изольда чуть полноватой блондинкой. На взгляд Мигеля-подростка, тётя Анжела была идеальным вариантом родственника: она не тратила время на поучения и нравоучения, зато при каждом удобном случае подкармливала его растущий организм чем-нибудь вкусным, а ещё отличалась непоколебимым никакими невзгодами уверено-оптимистичным настроем. К сожалению (Мигеля, естественно), ещё до несчастья с отцом она вышла замуж и улетела куда-то на Рас Альхаге. Интересно, печёт ли Изольда пироги...
– Могу только догадываться, – совершенно искренне ответил Мигель. Действительно, это он сам мог быть уверен, что мельхиорец переживает из-за происков неизвестного, но его уверенность это ещё не истина. Вот будет забавно, если он напридумал неизвестно что, а там вообще дела сердечные.
– Трудно быть молодым, – вздохнула Изольда.
– Трудно, – согласился с ней Мигель, хотя он точно не мог считать себя экспертом по проблемам, традиционно свойственным молодости: у него в этом возрасте были свои.
В 15 лет он настоял на переводе из пансиона для детей военных, где учился до этого, на домашнее обучение, чтобы ухаживать за покалеченным отцом. Против довода «а сэкономленные на зарплате сиделке деньги я потрачу на учёбу в университете» Гектор Мозели не смог ничего возразить. В университет Мигель действительно поступил, сдав экзамены на одно из немногочисленных бюджетных мест. Но и здесь свободное время он тратил не на традиционный юношеский досуг, а брался за любую подработку, при условии, что её можно было выполнять дома. А потом в его жизни появились Искатели, и молодость закончилась в один миг.
«Так, хватит копаться в прошлом, а то придётся пойти в угол к мельхиорцу и просить его подвинуться», – велел Мигель сам себе. Хотя нет, уже не получится: его опередила Изольда, правда, наверняка с другими намерениями.
Мигель огляделся. Зак заливался соловьем перед благосклонно внимающими ему девушками. Кастел, слегка склонив голову набок, наблюдал за жарким спором, вспыхнувшим между Инкой и Красиным. Ломать программу молодому строителю Мигель не стал и присоединился к инженеру.
– Насчёт чего спор? – тихо поинтересовался врач.
– О границах, – так же тихо ответил Кастел.
– Если о границах, то дело серьёзное, до войны бы не дошло. А что делят-то?
– Части света на Земле.
– Что?!
В этот момент Инка с Красиным, видимо, о чём-то договорившись, хлопнули друг друга по плечу, чокнулись и допили остававшееся на донышке содержимое своих стаканов, после чего главный геолог, коротко кивнув всем присутствующим, вышел из комнаты.
– Честно говоря, думал, он
