напьётся, Мирину поколачивал… — Якуб потупил взгляд, запоздало сообразив, что, возможно, не стоило говорить этого. — Мы привыкли, дык и не лезли. Да и как можно графу перечить? Ещё прикажет высечь… Значит, кричали они. А потом крики другие стали. Словно бы птица, но куда громче и противно так, — он поморщился. — У меня тогда аж уши заболели, настолько это громко было. Я никогда таких криков не слышал. Ну и… потом женщина кричала. Я уж не знаю кто: Мирина иль Иришка, не разобрать было, но видать, страшно ей стало. Здесь-то я и кинулся выручать. Других-то мужиков в тот час в доме не было, а бабы побоялись. А что дальше, я говорил уже. Одна Иришка живая осталась да кровь кругом.

— Мне сказали, что захоронили два гроба.

Якуб уверенно кивнул.

— Ну дык два.

— И никто не заметил, что второй гроб слишком лёгкий?

Взгляд плотника стал пустым, потерянным. Глаза словно бы заволокла прозрачная дымка, ничто не отражалось в них. Когда он пришёл в себя, то удивлённо спросил:

— А с чего им быть лёгкими? Я ж гробы делал.

Морен опешил. Тут-то до него и дошло. Ирина рассказала Церкви, что погибших было двое, и, только когда он вывел её на чистую воду, призналась, что лишь один. Разве не первой версии следовало придерживаться Якубу?

— Когда вы разговаривали с графиней в последний раз? — спросил его Морен.

— Сегодня. Она в сады направлялась, вот к нам и заглянула.

— Она отдавала вам какие-либо приказы?

— Велела рассказать вам всё.

Однако Морен больше не питал доверия к его словам. Он задал ему ещё несколько вопросов, уже касательно графа: каким тот был человеком, что любил и чем жил, попросил описать его характер и привычки. Но Якуб поведал ему ровно то же, что и Ирина.

— А как насчёт графини?

— Мирина-то? Дык она тихая была. Прям мышка. Что есть она, что нет. Порой в комнату зайдёт, а ты и не заметишь, пока не заговорит. Иришка в отца пошла — это у неё от него, как у волчонка, нрав.

Большего Морен от него не добился. Попрощавшись с Якубом, он обошёл ещё несколько домов, ища тех, кто согласится перемолвиться с ним хотя бы словом, но везде слышал одно и то же: нечисти здесь нет и отродясь не было. Край, которого не коснулось Проклятье Чёрного Солнца, уже сам по себе казался удивительным, но куда больше Морена беспокоило то, что первый появившийся за много лет проклятый немедленно провалился сквозь землю.

Ирину он нашёл в яблоневом саду. Собрав волосы в тугой пучок и закатав рукава простого траурно-чёрного платья, она собирала яблоки вместе с крестьянками: срывала их с ветки и бросала в плетёную корзину у своих ног. Когда Морен подъехал к ней, его рыжая кобыла зафыркала, дёргая головой, и ему пришлось спрыгнуть на землю, чтобы унять её. Ирина смотрела на неё с опаской и недоумением.

— Я ему не нравлюсь?

— Скорее ей не нравятся пчёлы, что летают в вашем саду.

— Так это девочка… Как её зовут?

— Никак. Я зову её свистом.

Морен подвёл кобылу к одной из яблонь и повязал поводья вокруг тонкого ствола. Та, немедленно забыв о страхах, потянулась мордой к наливным плодам, и Морен легонько хлопнул её по загривку, отругав, что нельзя брать чужое. Но Ирина сама достала яблоко из корзинки и подала его на раскрытой ладони. Лошадь отступила, с нервным фырканьем ударила копытом, но, принюхавшись, успокоилась и приняла угощение. Ирина лучезарно улыбнулась и осторожно погладила её шею.

— Странное решение, — произнесла она, продолжая их разговор.

— Мои лошади умирают чаще, чем мне бы того хотелось. Так я не привязываюсь к ним.

Ирина явно не знала, что на это ответить, и потому сменила тему:

— Вы что-нибудь нашли?

— Нет, и это меня беспокоит. Никто за пределами усадьбы не видел и не слышал его.

— И куда же он, по-вашему, мог деться?

— Могу лишь предположить, что он отрастил крылья.

Морен не лукавил, хоть и слабо в это верил. Проклятые, наделённые способностью летать, считались редкостью, но отнюдь не диковинкой. А вот Ирина оказалась поражена до глубины души.

— Такое возможно? — спросила она с удивлением.

Морен бегло глянул на девушек, что, стоя на приставленных к деревьям лесенках, прятались в тени ветвей и время от времени перешёптывались, наблюдая за ними.

— Давайте прогуляемся, — предложил Морен.

Они прошлись под сенью сада, уходя подальше от любопытных глаз. Ирина ступала рядом с ним тихая и задумчивая. Солнце играло на наливных боках красных, зелёных и медовых плодов, и аромат спелых яблок щекотал нос даже сквозь маску на лице Морена. Лето уже клонилось к завершению, но воздух не спешил становиться прохладнее и меж золотящихся к осени деревьев ещё летали бабочки и шмели. А впереди, за границей сада, открывался зелёный простор полей. Здесь властвовал ещё цветущий фиолетовый кипрей, и стрекот кузнечиков почти заглушал разговоры птиц. Когда они остановились, Морен первым начал разговор:

— Признаться, я начинаю думать, что проклятого никогда и не было.

Ирина округлила глаза.

— Зачем же мне тогда звать вас?

— Вы мне скажите.

Она хмыкнула.

— Куда проще было бы солгать, что в нашу усадьбу пробрался вор и убил родителей. Но крови было слишком много, и тела… — Ирина не закончила, прикрыла глаза и мотнула головой, прогоняя наваждение воспоминаний. — Человек на такое не способен.

— Полагаю, тут вы правы. Но местные говорят, у вас нечасто бывают проклятые.

— Они не солгали, но это не моя заслуга. Дед ещё при жизни заключил договор с местной епархией. Мы поставляем им часть урожая, а взамен они раз в сезон отравляют к нам Охотников. Те прочёсывают лес, поля и деревни, убивают не только нечисть, но и диких зверей, если считают, что те могут навредить людям. Ну, а заодно бандитов и разбойников.

— Почему же вы не обратились к ним, когда всё случилось?

— Почему же, я обратилась. В Церковь. Я не вдавалась в подробности, лишь попросила прислать кого-нибудь, кто сумеет сберечь тайны моей семьи и не продаст их за звонкую монету. Я не просила о вас. Признаться, я была уверена, что истории о Скитальце лишь выдумка. Страшные сказки, которыми пугают детей перед сном.

— Отчасти это действительно так.

— Тогда как же вы оказались здесь?

— Я проезжал мимо. Меня попросили об услуге.

Немного помолчали. Морену хотелось спросить ещё об очень многом, но он не спешил, не желая давить и надеясь получить ответы более мягким способом. А ещё он чувствовал, что Ирине