Морену показалось, что в глазах Ирины отразился страх. Но уже через мгновение она отвернулась от него, продолжив вышагивать по комнате.

— Хорошо. Но у меня будет условие, — произнесла она тоном, не терпящим возражений. — Я хочу присутствовать, так что вам придётся всё делать вечером, ближе к закату. Днём я буду занята. Вам придётся дождаться меня.

Морену ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Следующим утром он вновь осмотрел спальню погибших. Разломанную оконную рану, чтобы спасти от холода близлежащие комнаты, занавесили одеялом, но в остальном в ней не изменилось ничего, кроме осевшей пыли. Морен надеялся найти хоть что-нибудь, что мог пропустить в прошлый раз, но тщетно. Точно так же он перепроверил крышу, землю под окнами, территорию усадьбы и все комнаты. Последние осмотрел уже в поисках тёмной крови, чтобы удостовериться, что проклятый действительно обратился в доме, но и здесь остался ни с чем.

— Что-то не так, — снова и снова бормотал он себе под нос, наблюдая издали за работой прислуги. Но дом графа продолжил жить своей жизнью после «кончины» хозяина, как ни в чём не бывало.

Так Морен убивал время до вечера. Он хотел ещё раз расспросить служанку Ирины, но так и не поймал её: едва завидев его издали, девушка убегала, точно боялась, что графиня заругает за разговоры с ним. Ирина же покинула усадьбу ранним утром и вернулась только под вечер, сразу же постучавшись в комнату Морена.

— Я освободилась, — сообщила она, не переступая порога выделенной ему спальни. — Можем идти.

Со смерти графа и его супруги ещё не прошло три дня — срок этот истекал после полуночи, ближе к рассвету, — но пока они спускались по лестнице, Морен наблюдал, как служанки убирают с картин и зеркал чёрные полотна, приводя комнаты в порядок. Когда же под стянутой тканью обнаруживался портрет, его снимали со стены и уносили куда-то.

— Я приказала навести порядок в спальне моих родителей, — обратилась к нему Ирина, заметив, куда именно направлен его взгляд. — Мне доложили, что сегодня вы вновь осматривали её, и я решила, что больше нет смысла хранить следы былого.

— Вы правы.

— Всю мебель оттуда выкинут, окно заменят уже завтра. Не хочу, чтобы хоть одна вещь в доме напоминала о произошедшем. Я хотела, чтобы картины убрали ещё вчера, но потом поняла, что погорячилась… и дала слугам возможность отложить это дело до следующего дня. Всё же мне бы не хотелось, чтобы они по ошибке сняли ткань и с зеркал.

— Разве выжидать принято не три дня?

— Верно. Но я не хочу ждать так долго.

Морен промолчал. Казалось, случившаяся накануне сцена сильно повлияла на Ирину и теперь она пыталась очиститься. Даже её платье больше не было траурным: вновь чёрное, но украшенное золотыми и красными нитями да рубиновыми бусинами в вышивке. Они красиво сверкали в лучах исчезающего солнца, которое беспрепятственно пробивалось в дом, освещая его оранжевым и алым. Когда со стен сняли чёрные ткани, комнаты словно наполнились воздухом и светом, а с ними и жизнью. Даже Морен ощущал, сколь легче ему дышится.

Они только и успели, что спуститься, когда на порог усадьбы ворвался запыхавшийся Якуб.

— Графиня! Нечистый! — прокричал он, цепляясь за дверь и пытаясь отдышаться. — В амбаре! Я прям из села, мужик туда прибежал, говорит, еле ноги унёс.

— Что же вы стоите? — Ирина вскинула осуждающий взгляд на Морена. — Вы обещали мне поймать его! Так делайте свою работу.

— Да, разумеется.

Морену не нравилось происходящее. Якуб не выглядел напуганным, когда говорил о проклятом, а глаза его были пусты, словно подёрнутые хмельной дымкой. Но выпивкой от него не пахло, и Морен кивнул ему, выражая готовность ехать немедленно. Якуб кинулся во двор, не оборачиваясь. Морен же оглянулся на графиню, но не успел встретиться с ней глазами — Ирина уже направилась в глубь дома по своим делам.

К тому моменту, когда они добрались до зерновых амбаров, солнце скрылось уже окончательно и миром завладевали сгущающиеся сумерки. Якуб остановил свою пегую лошадь, когда они ещё даже близко не подошли, и указал на закрытые двери амбара.

— Тама тварь. Внутри она. Я ближе не подойду.

Взгляд его всё ещё оставался пустым, но делать выводы Морен не спешил — не так хорошо он знал этого человека, вполне могло статься, что Якуб просто-напросто плохо видел. Однако происходящее нравилось Морену всё меньше, и он позволил обстоятельствам вести его за собой, только чтобы посмотреть, что произойдёт дальше. Спустившись с лошади, он отдал Якубу поводья и вытянул из ножен короткий меч.

— Не пускайте никого внутрь, пока я не выйду, — предупредил он плотника.

Пока они были в пути, Якуб рассказал ему: мужики, возвращавшиеся мимо амбаров в село, услышали шум. Заглянули внутрь, увидели его, да и бросились наутек сломя голову. Но притом двери амбара не остались распахнуты настежь — убегая, кто-то прикрыл их и лишь засов опускать не стал. Вряд ли перепуганное мужичьё озаботилось бы тем, чтобы проклятый не сбежал, пока Якуб или кто другой из деревни не приведёт подмогу. Происходящее нравилось Морену всё меньше и меньше.

Закрома встретили его тишиной и теменью — даже голуби, обычно выбирающие хранилища зерна своим уютным домом, не вспорхнули к потолку при его появлении. Вероятно, их, как и людей, распугал тот, кто должен был ждать его внутри. Морен ступал тихо, мягко, не создавая шорохов, пристально вглядываясь в окружающую его серость. В сумерках всегда видно хуже, чем в самой непроглядной тьме, но ещё было слишком рано, чтобы заходящее солнце сгустило краски до черноты. Глаза не хотели привыкать к меняющемуся освещению, да и его собственное Проклятье никак не пробуждалось. Потому что Морен не боялся темноты, а больше здесь бояться было нечего.

Он вслушивался, всматривался, ждал… Но ничего не происходило.

«Неужели ушёл?» — стоило подумать об этом, и один из мешков зерна рухнул наземь, просыпая своё содержимое. Морен живо обернулся на звук — всего в пяти шагах от него, мешок не мог упасть сам, значит, проклятый подобрался очень близко. Почему же он до сих пор не чувствовал страха, почему до сих пор не чувствовал его?

С другой стороны зашуршало, привлекая внимание, но когда Морен перевёл взгляд, то увидел лишь хвост, скрывшийся в тени ларей. Тварь кружила вокруг него, не решаясь напасть, выжидая. Морен поднял ногу и пнул туго набитый мешок. Ему не хватило сил, чтобы опрокинуть его и стоявшие за ним, но он поднял шум,