переживал, когда мы развелись. И даже знал, что Ленька разводиться не хотел. – Моя клиентка откинулась на спинку стула, поменяла местами еще пару вилок. Криво и устало улыбнулась, начала рыться в сумке. – А в тот раз он как увидел нас вдвоем, я думала, рехнется от радости. Спрашивает, мол, неужто мы вместе? И мы с Ленькой как в тупой комедии, одновременно: я отвечаю «Нет», он – «Да». Взрослые состоявшиеся люди, ага. Потом я поясняю, что лично я – просто пожрать за чужой счет. Афанасию, видишь, хочется, чтобы мы снова были парой.

– Может, это вам хочется поскорее наорать на Куприянова? – не удержалась я. – Но вы хотите до конца не выходить на контакт первой. Может, просто ответите на его звонок?

Рубиновая так и замерла с пузырьком таблеток в одной руке, бутылкой воды в другой … и с неожиданно растерянным выражением лица.

– Ты меня жить-то не учи, – как-то беспомощно огрызнулась она. Закинула в рот таблетку (я узнала ношпу) и запила остатками воды из бутылки. – Я тебя не для этого нанимала… Евген.

На такой бессильный тычок я и внимания не обратила. В этой ситуации я была больше солидарна с подвезшим нас таксистом. Чего тянуть? Пропесочила бы Куприянова сразу, чтобы дальше в дела не лез и уяснил что к чему. Лично я так и поступила бы на ее месте. Только будем честны: все мужчины, которые успевали близко меня узнать, прекрасно понимали, что мне лучше мозг не выносить. А то сама вынесу, одним крепким ударом. Поэтому ревнивые бывшие – это не мой случай.

Рубиновая помассировала виски кончиками пальцев.

Тут как раз принесли аперитив – белое вино. Рубиновая с досадой вздохнула.

– Евген, ты быстро пьянеешь?

– Нет, но на работе не пью.

– Черт. – Она секунду поразмыслила. – Апельсиновый сок нам обеим, пожалуйста.

Вышколенный официант, и бровью не поведя, ушел менять напитки. А-а-а, сообразила я. Обезболивающее. Плохая пара для алкоголя.

– Давайте-ка ближе к теме, Евгения Максимовна. – Рубиновая снова собралась. – Слышала что-нибудь о табачном скандале в США? Давний такой, еще девяносто шестого года.

– Что вы такое говорите, Ильинишна, меня еще и в проекте не было! – Я в шутливом ужасе вытаращила глаза.

Принесли сок, Рубиновая подождала, пока официант уйдет.

– В общем, тогда один ученый – биохимик, между прочим, поднял бучу и рассказал все как есть. Что сигареты – раковые палочки, являются наркотиком, и что табачные компании не только умалчивают об этом, но и нарочно добавляют всякие штуки, чтобы народ прочнее подсаживался. Аммиак, например.

Я чуть не поперхнулась соком.

– Во-от, – удовлетворенно протянула Рубиновая. – Добавляют, значит, аммиак, он усиливает никотин. Никотин быстрее всасывается и сильнее влияет на нервную систему и на мозг.

– А в «Житан» это тоже добавляют? – У меня пробежал холодок по позвоночнику.

– «Житан» – французское дерьмо, а я сейчас тебе про американское говорю. И, значит, этот ученый, Джеффри Уайганд, он взял и рассказал всю подноготную. Выпустил кишки табачным компаниям. – Она отсалютовала своим стаканом и отпила. – Из-за этого многие потребители смогли удовлетворить иск о персональном ущербе. Да что там, от каждого штата иск подали. Понимаешь, одно дело, когда тебя честно предупреждают, что вот это – наркота, и она сделает тебе чуть-чуть хорошо и очень много – плохо. И совсем другое, когда тебе врут. Я бы даже сказала – злостно ******!

Официант, в этот патетический момент вкативший тележку на колесиках, и тут сохранил лицо. Я невольно зауважала его как профессионал профессионала.

– Рекламная пауза? – предложила я.

– Приятного аппетита, Евген!

Мы, будто сговорившись, обе заказали супы: Рубиновая уплетала уху по-фински, я – креветочный суп. На второе подали запеченного лосося. Да, вот такие вот кулинарные повороты тоже были в духе моей профессии: днем ты можешь пообедать макаронами с сыром, а вечером – деликатесничаешь в шикарном ресторане, с полной сервировкой… и откровенно наплевав на дресс-код!

Афанасий еще навестил нас, уточнил, понравились ли заказанные блюда. Рубиновая, в тон его душевному обращению, улыбалась и закатывала глаза:

– Сил нет, как вкусно!

Но едва он, сияющий, удалился, шустро доела и принялась рассказывать дальше:

– Понимаешь, в чем загвоздка? Уайганд создал прецедент. Показал, насколько крупно компании врут во имя выгоды. И теперь ни для кого не новость, что сигареты – наркота. Баба одна, француженка, вроде писательница еще, давно как-то сказала, что сигареты – самый опасный наркотик в мире, потому что самый цивилизованный. И она права. Ведь кайф-то, и типа крутой вид – вот он, прямо сейчас. А про рак думают – мол, со мной это не случится. Пронесет. Это же, мол, не у всех бывает.

– Плюют на последствия, – согласилась я, кусочком багета вытирая подливку с тарелки. – К тому же курильщики сохраняют трезвое мышление после дозы, в отличие от остальных наркоманов.

– Ага, а еще заживо разлагаются и воняют, – жизнерадостно добавила моя клиентка. – Особенно когда дело доходит до рака.

Если она хотела испортить мне аппетит, у нее почти получилось.

– В общем, – подытожила она, – что мы имеем. Уайганду пришлось опровергать многолетнюю ложь – а у нас еще и полугода не прошло. И дело придется иметь только с одной компанией.

– А как же заграничные партнеры? – напомнила я.

– Да тут знать бы еще – кто, насколько заинтересованы; и если будет сделка – то когда. – Она ткнула пальцем в мою сторону. – А теперь напомни, какой мощный козырь есть у «Гефеста»?

– Обезвреженный бензпирен. – Я прекрасно помнила ее рассказ.

– В точку! Десятки компаний врут о пониженном вреде своих сигарет, а в «Гефесте» не прикопаешься – и впрямь снизили. И вот это главная трудность, вкупе с чудовищным авторитетом Леньки. Кого заинтересует, что потребители сильнее подсаживаются на чуть менее вредные…

– …Когда они и с обычными сигаретами не могут завязать, – закончила я.

– Теперь понимаешь, с чем мы имеем дело?

– Лидия Ильинична, – серьезно сказала я. – Я это понимала еще при вашем первом обращении, иначе не взялась бы за ваше дело. Смертельный вред не бывает меньше или больше. Он либо есть, либо его нет.

– Ну, заодно