– Ты и меня знаешь, Леня, – серьезно ответила Рубиновая.

Куприянов лишь молча кивнул. Краснота уже сходила с его лица, и дыхание выровнялось. Он посмотрел на меня, потом – уже гораздо пристальнее и дольше – на Ильинишну.

– Лид, – позвал он. – Лида.

Мне показалось, что Леонид Георгиевич вот-вот драматично попросит: «Вернись, я все прощу!»

– Не хочу я тебя потерять, – устало и безнадежно пробасил он.

– Как ты можешь меня потерять? Мы же в разводе. – В Рубиновой, однако, проступила неуверенность – впервые за время разговора.

– Знаю я тебя как облупленную. Догрызешься ведь до правды, докопаешься, как крот. – Он потер глаза. – Но не говори, что я не предупреждал. И хоть на звонки отвечай, я уж большего и не прошу.

– Рубашку оставь себе, – уже совсем беззубо огрызнулась моя клиентка.

От этой парочки у меня начала болеть голова. Похоже, ни один из них не желал оставлять за другим последнее слово… о, вот, Леонид Георгиевич промолчал!

– Захочешь перепихнуться – позвони.

А, нет, не промолчал. Да сколько ж можно-то!

Эта по-юношески развязная фраза, сказанная будничным тоном, навела меня на мысль. Бывшие супруги вполне могли и… ну, вы понимаете.

Затем эти два актера для одного зрителя завершили разговор великолепной пантомимой: Лидия Ильинична показала Леониду Георгиевичу средний палец. Леонид Георгиевич в ответ засунул указательный палец в сложенные колечком пальцы другой руки, да еще и присвистнул.

Все это с изможденными лицами людей, выжатых как лимон. Даже меня этот хит-парад эмоций достал, а уж эти двое…

Детсад на выезде. Мыльная опера.

Рубиновая молча смотрела в спину удалявшемуся от нас ученому-разработчику «Гефеста». Тот на ходу достал телефон, но разговора было не слыхать, слишком уж далеко успел отойти.

Лидия Ильинична оглянулась на дверь круглосуточного магазина.

– Что, за газетками-то зайдем? – тускло, безэмоционально спросила она.

– Да. – Меня уже отпускал адреналин, и чуть потряхивало. – Зайдем. Не стоило вас слушать.

– Да, да, конечно…

Терпеть не могу наблюдать выяснения отношений. Даже притом, что Рубиновая получила информацию… нет, мы обе получили информацию. Стой, смотри, без надобности не вмешивайся. Очень выматывает, правда. Не можешь это прекратить, только торчишь рядом мебель мебелью. При всем моем опыте такие ситуации для меня до сих пор одни из самых пакостных.

Вот сейчас бы вознаградить себя сигареткой, а то и двумя. Но я лишь молча трусила вслед за моей клиенткой. Та смела чуть не половину стенда со свежей прессой в пластиковую корзинку и кивнула на лоточки, пестревшие жвачкой всех сортов:

– Евген, будешь? Жвачку взять?

– Нет. Ею подавиться можно. И для желудка вредно.

– Ладно, а мороженое за храбрость? – Она, не дожидаясь моего ответа, двинула к двум напольным морозильникам. – Лично я прям помираю, как хочу мороженки. Корзину подержи…

«Мороженка» – это слово тоже было в лексиконе моей бабули из Владивостока. «Женечка, мороженку купим?»

Рубиновой это сюсюкающее уменьшительное слово окончательно придало вид городской сумасшедшей. Вкупе с растрепавшимися волосами, испорченным макияжем и, кстати, пятнами тональника на рукавах пальто. Лично я на ее месте, прежде чем заходить в магазин или даже домой, хоть немного привела бы себя в порядок. Уж упаковка влажных салфеток в сумке должна быть.

Но какой спрос с женщины, которая, похоже, вообще не боится выглядеть непрезентабельно?

– Шоколадную, пожалуйста, – уступила я.

Начальство башляет, ага.

– С кусочками или простую?

– С кусочками.

Я огляделась, пока Рубиновая выбирала мороженое. Кроме пожилой кассирши в другом конце магазина – никого, несмотря на не столь уж поздний час.

– Ну и как он тебе? – рассеянно уточнила Лидия Ильинична, не глядя на меня, словно бы и не ко мне обращалась.

– Кто? – нахмурилась я. Подставила корзинку с газетами и журналами под две увесистые коробки с мороженым. – Ваш бывший?

– Ага, он.

Вопрос прозвучал стереотипно-дамски, вызывая в памяти номер из КВН, про пьяных подружек, возвращающихся из клуба.

– Если честно, ни о чем. – Я не понимала, что Рубиновая хочет от меня услышать. Понравился ли мне Леонид Георгиевич? Стоит ли ему доверять?

– Евген, блин, я серьезно. – Лидия Ильинична притормозила в молочном отдельчике. – Ты ж опытная у нас… бойчиха? Бойциха? Бойцовка? Ну, боец в юбке, вот.

М-да.

– Я чего не понимаю, Ильинишна, – вспомнила я, – так это зачем он вас с охраной приехал вылавливать. Вы говорили, что ужинали с ним – до нашей с вами встречи. Тогда он тоже свиту добрых молодцев за вами снарядил?

– А-а-а, ты про это. Про охранников. Давай к кассе, ага… Это он, думаю, психанул просто. Я не отвечала на звонки, в московских газетах тоже могли чего-нибудь наврать. Он вообще страшно бесится, если я с радаров пропадаю. Мы еще и из-за этого развелись. Пас меня только так. Тоже еще, нашел себе овцу, пастух. Так-то мы нормально общаемся.

– Я и вижу, – покивала я. – И насколько тесно?

Этот вопрос госпожа продюсер проигнорировала: мы уже подошли к кассе. Пожилая кассирша оказалась немного под стать нам, фриковатая. Короткая асимметричная стрижка, пирсинг под нижней губой, куча сережек в ушах и блузка зеленого оттенка «вырви глаз».

– Аделина Владимировна, как дела? – непринужденно и уже поживее осведомилась моя клиентка. – Как ваши запои?

– Да чтоб их, уж двадцать лет не беспокоят, – бойко ответила кассирша, резво сканируя штрихкоды. – Нашла, что спрашивать.

И, сложив товары в безликий черный пакет, сообщила:

– Я там, конечно, видела, что вы с Леонид Георгичем чего-то… собачились. Но решила, пока драки нет, трястись-звонить никуда не буду.

– Чтой-то? – в тон Аделине Владимировне произнесла я. – Была драка. Или вы не заметили?

Пожилая кассирша хитро глянула на меня.

– Голуба моя, драка – это когда обе стороны месятся. А так… пара пенделей с одной стороны, немножко крику… разве ж это драка?

Мне стало ясно, что Аделина Владимировна на нашей стороне.

Лидия Ильинична пока не стала уточнять, кто из охранников дежурил в день визита Куприянова. Скинула обувь посреди прихожей, протопала