медикаментами в наши госпитали. Мы получили американский пенициллин. Но она должна была уже вернуться.

Шелестов сам сидел за рулем грузовика. Когда атака была отбита, когда к госпиталю подошел батальон югославской штурмовой бригады, он предложил Пелагее сразу же уехать в штаб Тито. Назревали тяжелые дни, немцы готовили какую-то операцию, и бывшей жене маршала лучше быть в безопасности при штабе. И когда они садились в машину, так и не дождавшись Сосновского и Пряхина, Шелестов попросил задержаться Буторина и Когана.

— Ребята, я не знаю, как нас примут там в окружении Тито. Возможно, что с распростертыми объятиями, а возможно, что и с сильными подозрениями. Я отвезу Пелагею. Букин и Крылов останутся со мной. Они все-таки язык знают. А вас я высажу, не доезжая города. Побудьте пока в лесу неподалеку. Нужны будете, я вас позову, ну а если что со мной не так, вы выполните задание.

Он остановил машину в нескольких километрах от Дрвара. Убедившись, что его оперативники благополучно скрылись в лесу и не привлекли к себе ничьего внимания, он снова тронул с места автомобиль. Пелагея сидела рядом с ним в кабине, задумчиво глядя на дорогу.

— Что вы будете делать, когда закончится война? — спросил Шелестов.

— Не знаю, — тихо ответила женщина. — Я так далеко уже не загадываю. Наверное, я очень устала от жизни. Я потеряла своих детей. Последний мой сын воюет на фронте, и я не знаю, что с ним и где он. Я очень боюсь в один прекрасный день получить горькое известие. Я знаю, что здесь у меня счастья не будет. Тут у меня была борьба. Борьба в партии, борьба за мужа, которого я все равно потеряла. Он великий человек, но он, простите, бабник, которого ничем не исправить.

— А вернуться на Родину?

— Если мой сын жив и вернется с фронта, я вернусь. Но кроме него, я там никому не нужна. Есть и еще один неприятный факт. Я не знаю, как вам об этом сказать, ведь вы, наверное, служите в НКВД?

— Вы мне можете рассказать все, и вам это никак не повредит, даже если я служу уличным регулировщиком в Нижнем Тагиле, — рассмеялся Шелестов.

— Хорошо, — кивнула женщина, улыбнувшись. — Мне все равно понадобится ваш совет. Я уехала в Югославию не только потому, что здесь у меня товарищи по партии и здесь я могу сражаться с фашизмом. Там, в Советском Союзе, меня, скорее всего, арестовали бы. Я знаю о нескольких доносах. Кто-то пытается выслужиться в карательных органах, а на моем имени, на моей связи с Иосипом Брозом можно сделать карьеру на шумном уголовном деле об измене Родине. Тем более что Иосип об этом не узнает и не вмешается.

— Я думаю, что вам можно будет вернуться. Сейчас уже таких служак в НКВД осталось мало. Органы основательно подчистили, избавились от подонков и прохиндеев, которые хотят только выслужиться. Мы по возвращении тоже напишем рапорт, в котором будет фигурировать ваша характеристика и будет отражена ваша роль в этой операции. И к тому же ваш сын — герой. Кто же посмеет вас тронуть с таким сыном?

На въезде в городок машину остановили у шлагбаума. Пелагея сразу вышла, показала свои документы и что-то стала с жаром объяснять. Старший наряда ушел в будку, с кем-то связался по телефону и принялся тоже что-то объяснять. Наконец все закончилось, и женщина вернулась в кабину.

— Сейчас нас проводят до штаба. Туда уже позвонили и сообщили о моем возвращении. Иосипа, правда, на месте нет, но это не важно. Он вернется к вечеру.

На подножку машины заскочил солдат и махнул рукой. Через полчаса плутания по разрушенному городку среди расчищенных от битого кирпича улиц Шелестову велели остановить машину возле двухэтажного здания, во дворе которого стояли несколько военных автомашин. Пелагея осталась в кабине, а русским велели покинуть автомобиль и идти в здание.

Невысокий плотный офицер с внимательными глазами за толстыми линзами очков посмотрел на гостей, а потом сказал:

— Сейчас вас проводят в одну комнату. Это казарма. Там есть кровати, туда вам принесут еду, там есть кран, где вы сможете умыться. Когда из главного штаба за вами приедут, я сообщу.

— Хорошо, — кивнул Шелестов и повернулся к двери, но офицер его остановил.

— Прошу прощения, товарищи, но оружие вам придется пока сдать.

— Это в каком же смысле? Мы арестованы? — хмуро поинтересовался Шелестов, когда Букин перевел ему слова офицера.

— Нет, просто не положено в расположении нашей части ходить с оружием. Когда вас вызовут и вы соберетесь уезжать, то вам вернут оружие. Простите, товарищи, но у нас такие правила.

«Ну, вот чего-то в этом роде я и ожидал, — подумал Максим. — И не арест, и не гостиница. И не жаркие объятия с благодарностью, и не камера с решеткой. Хотя решетка на окне вполне может оказаться».

— Вот и помогай им после этого, — проворчал Крылов.

— Ничего, ребята, — ответил Шелестов. — Давайте сдадим оружие. Все равно скоро все разъяснится. Хоть покормят, и то хорошо.

Капитан Бекль буквально вырвал трубку полевого телефона из руки связиста. Он ждал, когда Герхард вернется в штаб и с ним можно будет говорить. Такой случай упускать было нельзя, а решение все же должен был принимать именно Герхард. Черт бы побрал эту субординацию и это недоверие. Как отвечать, так ты, а как получать награды — это уже твое начальство.

— Герхард на связи, — послышался знакомый голос с еле заметной аристократической ленцой. — Что за срочность, Бекль?

— Последние самые свежие новости, герр оберст, — стараясь скрыть нотки нетерпения в голосе, заговорил капитан. — Я только что получил сообщение от своего агента в штабе Тито.

— Докладывайте, — сухо приказал Герхард.

— Тито с представителями своего штаба сейчас находится в районе местечка Лукицы. Если сместить направление удара южнее, то у нас есть шанс отрезать Тито с его ближайшими помощниками от основных сил. Уверен, герр оберст, что удар даже одного танкового батальона будет неожиданным для югославов. Мы прорвем их оборону, а восточнее надо сбросить подразделение десантников. Такого случая нам больше не представится.

— Наполеоновские планы, капитан, — ответил Герхард, не дослушав доклад до конца. — Под Лукицами у югославов уже полгода как установлены минные поля. Сбросить десант восточнее Лукиц — значит просто погубить людей. Там сильно пересеченная местность, там глубокие речные долины и камни. Если вы ничего не смыслите в тактике, капитан, то не надо об этом и думать. Вам поручена агентурная и диверсионная работа. И я до сих пор не вижу ее результатов.