— Да потому что я русская, вот она, эта девочка, русская. Те русские, с которыми ты жил в Советском Союзе, когда попал в плен. Они к тебе плохо относились? Неужели ты не можешь понять, что русские патриоты не предают. Эти русские, которые пришли к нам в госпиталь Рула. Они сначала спасли группу Милоша, а потом поспешили к нам, потому что узнали о готовящемся нападении на госпиталь. Из-за меня, между прочим. Я видела, как они сражались. Они защищали нас так, как будто мы их родные и близкие люди. И между прочим, Иосип, они потеряли двух своих ребят. Я знаю, я слышала сомнения. Мне говорили, а может, они специально подоспели слишком «поздно», может, они вовремя втерлись к нам в доверие, чтобы попасть сюда, в твой штаб. Тогда я тебе скажу, я с тобой на партийной работе не один год и здесь, и дома. Я знаю, как люди честно сражаются и умирают! Я видела. Если ты не веришь мне, то поговори с парнем из отряда Милоша. Он тоже там был, и он провел русских через горы к госпиталю. Поэтому они и успели.

— Хорошо, позови его, — серьезно сказал маршал. — Разбираться так разбираться.

Анте Маткович вошел, придерживая раненую руку, которая была на перевязи. Он щелкнул каблуками и вытянулся перед командующим. Иосип поднялся, подошел к парню и пожал ему руку. Похлопав по плечу, сказал:

— А я тебя помню, солдат! Когда Милош получал приказ, ты стоял в строю и улыбался. Я тогда еще подумал, что солдаты, которые уходят на серьезное, почти смертельное задание и улыбаются, они непобедимы. Так и есть?

— Так и есть, — улыбнулся Маткович.

— Расскажи, кто эти русские, с которыми вы защищали госпиталь Рула.

— Это очень умелые бойцы. И очень храбрые. Мы не переставали удивляться, почему они ради нас идут на смерть. Когда мы потеряли больше половины своей группы, они пришли на помощь и перебили немцев, атаковав их сзади. Они не знали нас, мы им были чужие, а они из-за нас ввязались в бой и убили всех фашистов. И когда Милош понял, что немецкие десантники могут охотиться за Пелагеей, он послал меня, чтобы я провел русских по дороге через горы напрямик. И мы успели, и они спасли госпиталь и раненых. А потом пришла помощь.

— Ты уверен, что эти люди не переодетые немецкие диверсанты, которые хотели выдать себя за своих?

Маткович посмотрел на маршала непонимающе, а потом в его глазах мелькнули веселые искорки.

— Я еще ни разу не видел таких немецких диверсантов, которые убивали бы немецких солдат в таком количестве, чтобы мы им поверили!

— Хорошо, иди, солдат! Выздоравливай скорее, потому что нам очень скоро будет нужен каждый штык, каждое преданное Родине сердце. И передай Милошу, чтобы выздоравливал. Я скоро навещу его в госпитале.

Солдат ушел, а Иосип прошелся по комнате и остановился у окна, глядя через стекло на ночную улицу.

— Мы пойдем, — тихо сказала Пелагея, и Иосип только молча кивнул.

Женщины ушли, а маршал думал о своем. Этот эпизод, возможно, и не стоил его внимания как главнокомандующего. Вся война состоит из мелких и крупных эпизодов. Но то, что появилась группа русских, хорошо подготовленная, опытная, и появилась как раз вовремя, это стоило заметить и обдумать. «Они появились не зря и скоро попросят аудиенции, захотят со мной встретиться. Да, у нас не всегда и не во всем было взаимное понимание со Сталиным. Но он мудрый вождь, хотя и бескомпромиссный. Сейчас назревают такие события, что о многом придется договариваться. Время такое. И возможно, что ко мне прислали людей не по официальным каналам, чтобы это сразу бросилось в глаза всем, даже представителям западной военной миссии. А именно вот так, через Пелагею, через госпиталь, на который готовилось нападение. Они могли и не отреагировать на эту информацию, но они ввязались в бой, спасли Пелагею. Значит, они хотят, чтобы я им поверил».

Дверь открылась. Сосновский повернул голову и увидел охранника с керосиновой лампой в руке, который спустился на несколько ступеней и поставил зажженную лампу на каменную полку. Следом за ним вошла та самая девушка, которую здесь называли Марией. Она молча подошла, села за стол напротив на пыльную лавку и внимательно посмотрела Сосновскому в глаза.

— Ну? — спросила она.

— Этот стишок придумала Маша Плотникова в детстве, — усмехнулся Сосновский. — Я знал ее еще с тех лет, потому что наши отцы дружили и я бывал в их доме. Я не думаю, что вы самозванка, которая подослана к Иосипу Брозу, чтобы убить его. Вы бы давно это сделали при вашем положении и имея тот вес в его окружении, который, как я догадался, вы имеете. Но вы усиленно выдаете себя за Машу Плотникову.

— Вы Михаил, да? — Девушка продолжала разглядывать лицо мужчины. — Теперь я вас вспомнила. Вы еще так красиво фехтовали, хотя и дурачились. А еще вы любили декламировать стихи.

— Кажется, я и сейчас это недурно делаю, — усмехнулся Сосновский. — Поэтому я и запомнил тот детский стишок. Значит, вы Лиза, подруга Маши? Так что случилось, Лиза, как вы здесь очутились, да еще в таком качестве?

— Теперь это все вспоминается, — тихо заговорила девушка, — как детский, давно забытый сон. Все как будто из другой, чужой жизни. Все было как будто не с нами. Знаете, как в детской сказке, которую рассказывали наши бабушки. Пришел злой черный богатырь и разрубил все черным мечом. Вот и у нас так. Черный след от меча, который рассек все на две части. И та часть осталась в другом мире, в светлом детстве, в мечтах, в стремлениях.

— Да, я чувствую, что в вашей душе, в вашем сердце этот черный след глубоко отпечатался, — покачал Сосновский головой. — Вы вот и меня чуть не расстреляли.

— А потому, что я никому не верю, потому что черные силы крутятся вокруг маршала. А он сражается, как будто один, все тянет на своих плечах. Вы знаете, сколько покушений на него было, сколько всяких диверсий, сколько заслано было убийц? Никому нельзя верить! У немцев есть одна дивизия, она сплошь собрана из мерзавцев, предателей! И все говорят по-русски, все русские, а копнешь поглубже, там одна гниль. Сколько мы их уже расстреляли…

— «Бранденбург»! — кивнул Сосновский. — Да, я знаю про эту диверсионную часть. Они еще двадцать второго июня сорок первого года отличились. В самом начале войны убивали в спину, рвали провода связи, жгли людей.

Лиза молчала, глядя куда-то в темноту подвала. И