Сосновский видел, сколько боли было в глазах девушки. Боли и решимости. Он протянул руку и накрыл своей ладонью ее пальцы. Но Лиза, казалось, этого даже не заметила. Она снова заговорила. Медленно, как будто с трудом вытягивала из памяти одну картину воспоминаний за другой.

— Еще до войны, когда Виктор Андреевич был послом в Югославии, я упросила Машу, чтобы она поговорила с отцом. Я тогда училась на предпоследнем курсе, и мне нужно было стажироваться как журналисту-международнику. Мне было не важно, кем, хоть поваром, хоть официанткой в посольстве, хоть уборщицей. Главное, чтобы я могла делать репортажи, писать статьи, аналитикой заниматься. У меня было много энергии и желания, я бы все успевала делать.

— И Виктор Андреевич согласился?

— Да. Удивительно, но он, наверное, верил в меня как в будущего журналиста. Я приехала с кем-то из сотрудников в дипломатическом вагоне. Это было сделано не специально, просто так было проще и быстрее. И я стала работать, а свои репортажи отправляла с диппочтой. Мою работу оценили, и мне даже обещали работу в одном издании с перспективой потом перевода в штат ТАСС.

— А потом?

— А потом началась война…

Лиза закрыла лицо руками. Сосновскому показалось, что девушка сейчас расплачется, но Лиза потерла ладонями щеки, глаза, и когда она оторвала руки от своего лица, он увидел, что в нем не горе, а решимость и готовность бороться.

— Знаете, помог случай, — с шумом выдохнула девушка. — В общем-то, нелепый случай, который перевернул всю мою жизнь. Это было как-то зимой, когда мы с Машей катались на коньках на территории посольства. Она тогда приехала на неделю к отцу. Там готовился торжественный прием, и он хотел, чтобы Маша на нем присутствовала. Хотел вывести ее в свет, представить некоторым видным деятелям. Маша готовилась к работе во Внешторге. Она упала на катке и угодила лицом в сугроб, а там ледышки. Маша ободрала скулу, висок, и у нее заплыл глаз. Ужасно! И никакими кремами и пудрой этого не замаскируешь. Тем более глаз. Как тогда Виктор Андреевич рассердился на нас! Накричал и ушел, хлопнув дверью. Я его таким никогда не видела. А потом вечером, уже перед сном, он пришел в нашу комнату, посмеялся над Машей, извинился, что не сдержался. И сказал мне, что я Машку разрисовала таким образом, теперь мне за нее и отдуваться придется. Он сказал, что нельзя без дочери. И что я буду вместо нее. А через год никто не вспомнит, кто именно стоял с ним рядом на приеме. Никто из местной и международной прессы Машу в лицо не знал. Да и мы с ней были немного похожи. Только цвет волос разный.

— Ваши волосы покрасили, и вы стояли рядом с Плотниковым, — продолжил Сосновский. — И именно это фото и попало к журналистам, а потом и еще кое-кому. Так? Но почему вы остались в Югославии, что стряслось?

— Война, эвакуация. Начались беспорядки, где-то взрывали, где-то горело. На посольство пытались напасть. А Югославия почти сразу вступила в войну против Германии. Во время беспорядков меня сбили с ног, я чуть не попала под колеса. Полиция и солдаты затолкали сотрудников посольства в машины и вывезли. Потом, наверное, поездом всех отправили. Отец Маши меня, наверное, пытался найти по своим каналам, только откуда ему было знать, что я без сознания валяюсь в доме какой-то женщины-кухарки. Она меня выходила, я смогла ходить, когда в стране уже были фашисты. Правда, большую часть страны контролировали повстанцы. А потом кто-то узнал во мне дочь советского посла, и об этом доложили Иосипу Брозу. И он взял меня под свою защиту, опекал и много раз хотел помочь перебраться на Родину.

— А вы?

— А я была ему так благодарна. Ему, всем этим людям, которые спасли меня, заботились, выходили. Они бы рисковали собой, спасая меня, чтобы переправить в Советский Союз, зачем, ведь врага можно бить всюду. Всюду можно сражаться с фашизмом. Гитлеровец, убитый здесь, никогда не ступит на советскую землю. Вот так я думала. А еще думала, поверят ли мне, что я случайно, по трагической случайности осталась в Югославии, а не умышленно, не была завербована гестапо, а потом не гестапо ли меня отправило в Советский Союз, чтобы я работала против своей Родины. А когда поняла, что ничего такого со мной не произойдет, я просто решила, что здесь мое место, что я тоже солдат-интернационалист. Как наши ребята до войны сражались в Испании против фашистов. Ну вот и я так же. Так и нашла себя и свое место на войне.

— Ну, что я могу сказать. Вы, Лиза, просто молодец. И Виктор Андреевич может гордиться своей «названой дочерью».

— Ну, вот это моя история, — грустно улыбнулась Лиза. — А вас как сюда занесло? Вы оказались в партизанах?

— Нет, не в партизанах. Именно сюда мы шли целенаправленно. Нас отправили для помощи вашему маршалу. Пойми, что я не могу тебе всего раскрыть. Такая уж у нас секретная работа. Но ты мне сможешь помочь. Дело в том, что мне нужно найти в штабе Броза одного человека…

Лиза опустила голову, и волосы на миг закрыли ее лицо. Сосновский снова подумал, что девушка заплакала, но Лиза подняла голову, откинула волосы назад, и в ее глазах мелькнули озорные огоньки.

— Вы хотели спросить у этого человека, где здесь можно купить лошадей? — спросила Лиза и чуть наклонила голову набок, пристально глядя в глаза Михаила. — Тогда я спрошу, а где же ваши лошади, на которых вы добрались сюда в пятницу?

— Мы добрались не в пятницу, а в субботу, — машинально сказал Сосновский пароль. — Но в субботу у вас ярмарка, и наших лошадей украли цыгане.

— Ну, здравствуйте. — Девушка протянула свою ладонь. — Вот и познакомились. Теперь вы знаете и еще одну причину, почему я не уезжаю на Родину.

— Здравствуйте, Лиза, — улыбнулся в ответ Сосновский. — Я рад, что мы наконец встретились. Времени у нас, насколько мне известно, очень мало. Брозу грозит серьезная опасность. Немцы разработали какой-то хитрый план. В его окружении предатель. Но я очень сомневаюсь, что он нам поверит. Вы здесь свой человек, вам виднее, как нам спасти лидера югославского Сопротивления. Для Красной Армии боеспособность его частей очень важна, как и его командование своей армией. Ставка очень на это рассчитывает при освобождении Балкан.

— Поверит! — уверенно ответила девушка. — Иосип умный человек, он хороший стратег. Он сегодня так внимательно выслушал всех, кто мог дать характеристику событиям в районе госпиталя Рула. Вы потеряли там двоих