Следователь успел навести справки. Семья Василевской была достаточно обеспеченной. По своему социальному статусу даже выше семей многих студентов. Потерпевшая не могла быть белой вороной среди элитного общества по причине своей финансовой несостоятельности. Как следовало из документов, представленных деканатом, у нее была прекрасная успеваемость. Она никогда не получала дисциплинарных взысканий, несмотря на то что многие свидетели говорили о ее неподобающем поведении, в том числе по отношению к некоторым преподавателям. При этом она была достаточно нелюдима, не имела хобби, друзей. По слухам, состояла в интимной связи со старостой факультета живописи – Игорем Дубовицким, но ни о каких постоянных отношениях речи не шло.

У Василевской был сводный брат по имени Матвей. Правда, фамилия у него иная – Зиссерман. Как выяснилось из документов, любезно предоставленных семьей потерпевшей, Соня носила фамилию своей покойной матери. Матвей учился в той же академии, где и Василевская. Вместе с тем никто из свидетелей даже отдаленно не упомянул о нем, из чего Морозов сделал два вывода: либо они не знали о его существовании, либо Василевская общение с ним не поддерживала.

Некоторые свидетели рассказали о том, что Василевская носила с собой тетрадь или блокнот, в котором всегда оставляла какие-то заметки. Но при обысках Морозов ничего подобного не обнаружил. Это его тревожило. Интуиция подсказывала, что там было что-то важное.

Кроме того, второкурсники жили на пятом этаже общежития, но тело было обнаружено на четвертом. Говорило ли это о том, что убийца проживал на четвертом этаже? Или, наоборот, он сделал это намеренно, чтобы отвести от себя подозрения? Почему тогда четвертый? Морозов сомневался, что убийца стал бы тащить труп с пятого этажа на какой-либо другой даже после комендантского часа. Это тяжело. Могли заметить. Следователь склонялся к тому, что Василевскую убили именно на четвертом этаже и, скорее всего, в какой-то из комнат. Между тем никаких предпосылок для такой версии не было.

Веревка. Было важно узнать, где убийца взял фальшивое орудие преступления. Это могло бы значительно сузить круг потенциальных подозреваемых.

– Алешка, – позвал Морозов, пока буравил глазами свой ежедневник, – ты проверил спортивный зал, как я просил?

– Да, – кивнул помощник следователя «Алешка» – к слову, того звали Алексей Владимирович Хомутов, – не отрывая взгляда от монитора ноутбука. – Но у них не спортивный зал, а что-то вроде спортивного комплекса. В восточном крыле главного учебного корпуса на первом этаже находится зал для фехтования. Подождите… – он стал перебирать стопку бумаг. – Маэстро мне тут все написал.

– Маэстро? – Морозов скептически изогнул бровь, недоверчиво посмотрев на Алексея.

– Да, это инструктор, – объяснил Хомутов и достал нужный лист. – Нашел. Так вот… Там только оружие и экипировка. Еще имеются манекены и роботизированные мишени.

– Алешка, – мягко перебил его Морозов, – давай шустрее. Меня веревка интересует. Василевскую не закололи шпагой, если ты забыл.

– О, конечно, нет, – опомнился Хомутов и убрал лист. – Просто хотел сказать, что в помещении никаких веревок обнаружено не было, и в данном виде спорта они их не используют. Там лишь теннисные кроссовки, спортивные штаны, защитные жилеты, маски, перчатки, нарукавники, наушники. Ну и оружие, конечно, с электронной системой, – воодушевленно закончил он.

– Заинтересовался, что ли? – усмехнулся Морозов, заметив блеск в глазах Хомутова.

– Немного, – смутился тот. – Интересно же, как люди живут.

– Интересно ему… – Морозов не удержался и закатил глаза, сделал пару заметок в ежедневнике. – Ладно, давай дальше.

– Так, в том же крыле имеется тир для стрельбы из лука. Там множество луков различных моделей. Стрелы. Мишени. Мелкая экипировка. Никаких веревок, – он посмотрел на Морозова. – Рядом с учебным корпусом есть еще одно здание, вход туда расположен через злополучное восточное крыло. Там крытый корт для большого тенниса. И, как вы понимаете, тоже нет никаких веревок.

– Это все виды спорта? – удивился Морозов и, заметив уверенный кивок Алексея, продолжил: – Хм… – задумчиво потер подбородок, сжимая между средним и указательным пальцами ручку. – А как же иной инвентарь? Маты, мячи, гантели, скакалки и прочее. Неужели нет помещения со спортивным барахлом?

– Ничего такого, – усмехнулся Хомутов. – Элита не играет в игры простолюдинов. Здесь вам не спортивный зал нашей шараги.

– Эх, отличная у нас шарага была, – мечтательно произнес Морозов и ритмично постучал ручкой по ежедневнику. – Подожди, – он вдруг замер и выпрямился. – У них вроде есть какой-то театральный факультет, разве нет?

– Да, – утвердительно кивнул Хомутов. – Факультет сценических искусств и кинематографии.

– Значит, они занимаются театральными постановками, – воодушевился Морозов. – В театре веревки могут использоваться в качестве реквизита. Разве нет?

– Отличная мысль! – восторженно воскликнул Хомутов. – Я проверю.

– Есть кое-что еще, – Морозов судорожно пролистал ежедневник, взгляд лихорадочно бегал по строкам. – Где же… где же… – шептал он, облизывая губы. – А, вот! Труп обнаружили между комнатами четыреста четыре и четыреста пять. Мы до сих пор не выяснили, кто живет в четыреста пятой комнате. Это важно. Они могли что-то видеть. Кроме того, – Морозов посмотрел на Хомутова, – нужно еще раз допросить Вишневского и Колычеву. Во-первых, с точки зрения процессуального законодательства повторный допрос необходим в рамках уголовного дела. Во-вторых… – Морозов сделал небольшую паузу, вернувшись к записям, – печенкой чувствую, они меня тогда обманули, сказав, что не знали Василевскую. Кроме того, – Морозов выудил из кучи бумаг список студентов, общавшихся с потерпевшей при жизни, и показал Хомутову, – здесь написано, что Василиса Колычева, та, которая обнаружила труп, была не просто знакома с Василевской, а являлась ее лучшей подругой. Правда, другим почерком… но это неважно.

– Это странно, – Хомутов удивленно вскинул брови. – Почему они соврали?

– Это не странно, а подозрительно. – Морозов почесал кончик носа указательным пальцем. – У меня есть мыслишки по этому поводу, но… – он потупил взгляд, словно задумался о чем-то. – Ладно. Это все лирика. Продолжу допрос, а ты проверь…

– …веревки, босс, – сыронизировал Хомутов, широко улыбнувшись. – Кстати! Я не спросил вас: как эксперт установил, что в момент, когда Василевскую подвесили, она уже была мертва?

– Определили, что девушка умерла от удушения. Но асфиксия может быть разной, – пояснил Морозов. – В данном случае у потерпевшей была обтурационная[4] асфиксия, а не странгуляционная[5]. Кроме того, в дыхательных путях девушки были обнаружены волокна ткани. – Морозов широко зевнул и вынул из кармана леденец.

– То есть это значит, что Василевскую сначала задушили, а затем уже повесили? – переспросил Хомутов.

– Все верно, – следователь ловко распечатал леденец, спрятал пестрый фантик в нагрудном кармане черной рубашки. – Она была задушена не веревкой, а, скорее всего, подушкой или каким-то другим текстильным предметом. – Повертев в руках леденец, он недолго подумал