class="p1">При широком общении с экскурсионными массами в течение ряда лет в Главном ботаническом саду нам приходилось постоянно сталкиваться с вопросами о том, как ухаживать за тем или другим растением в комнате. Имея в виду громадный интерес к жизни растений, скрывающийся за этими вопросами, мы решили составить такое руководство. Надеемся, что наше руководство придаст еще большее значение растениям, разводимым в живом уголке, поможет поставить перед сознанием широких масс вопросы биологии в материалистически-эволюционном освещении их. Культиватор вскоре из пассивного наблюдателя превращается в активного руководителя и начинает понимать возможность управлять растением.

Глава одиннадцатая. Краше цветов, которых — нет

История комнатных цветов — это история города. Отец моего мужа, доживший до преклонных лет, вспоминал поразившую его в молодости сцену. Из Питера в 20-е годы выселяли девиц легкого поведения: везли с Лиговки на подводах со всем «имуществом». Имущества у них было — кадки с фикусами и геранями да попугаи. Попугаи пронзительно кричали по-французски, девицы ругались, но по-русски, прижимая к себе цветочные горшки. Процессия медленно двигалась через весь город.

Наивная привязанность к цветочкам беспутных созданий брезгливо-отстраненно была подмечена А. Блоком в стихах 1906 года, то есть в тот период, когда поэт открыл для себя «новую и богатую» тему — «мистицизма в повседневности».

Рис. 48. Бархатец

В ранних опытах, в «Стихах о Прекрасной Даме», в результате сложной селекции удалось привить фрагменты живописи прерафаэлитов к стволу философии Платона. Так были выведены первые образцы белых цветов, что цвели только ночью и только у Блока. Позже, для составления нового букета, ему понадобились для контраста цветы откровенно грубые, нагловато-яркие, аляповатые. В отличие от мертвого белого цветка бархатцы, наверное, вообще самые живучие цветы в условиях города, так что Блок выбрал их совершенно безошибочно.

Город покинув,

Я медленно шел по уклону

Малозастроенной улицы,

И, кажется, друг мой со мной.

. . . . . . . . . .

Только, друг другу чужие,

Разное видели мы:

Он видел извощичьи дрожки,

Где молодые и лысые франты

Обнимали раскрашенных женщин.

Также не были чужды ему

Девицы, смотревшие в окна

Сквозь желтые бархатцы…

Поэма «Ночная Фиалка» и ее героиня имеют такое же отношение к флоре, как орхидея «Венерины башмачки» — к обуви. Благоухающая Ночная Фиалка — это «королева забытой страны», что «сидит под мерцающим светом… за бесцельною пряжей» и прядет фантастическую поучительную историю. Сугубо приземленный зачин нужен лишь для усиления мистического звучания пиесы. Ночная Фиалка — это «мистицизм», бархатцы — «повседневность».

Певец Прекрасной Дамы не стал бы посвящать поэму настоящей фиалке — не исключено, что дедушка-ботаник «перекормил» его в детстве составлением гербариев, а никакого удовольствия от этого скучного времяпровождения маленький Саша, по всей видимости, не получал. (Вместо скучных манипуляций с высушенными цветами А. Блок нашел другое занятие по душе: даже во взрослом возрасте любил вырезать из журналов и наклеивать в альбом картинки.) А вульгарных бархатцев поэт Александр Блок вообще видеть не желал, даже во сне их не видел (подзаголовок поэмы — «Сон»). На желтые цветы смотрит вовсе не он, а «друг»: «разное видели мы». Но настолько была характерной эта деталь городского пространства, что непроизвольно врезалась в память поэта во время его любимых прогулок — и пригодилась. Как дорожный знак на обочине: «Осторожно! Жолтая пошлость жизни».

Простонародные цветики — бархатцы и настурции, привезенные вместе с нехитрым скарбом деревенскими жителями, в начале ХХ века были приметой окраин. Для петербурженки Екатерины Волчанецкой, дочери известного коллекционера Д. А. Ровинского, такой знак прост и понятен — это не город, это пригород, посад, деревня.

Хочется любви, простой и бесхитростной,

Красных огоньков настурции на окошке;

Выбежать за ворота в платье ситцевом

И белом платке с голубыми горошками…

Окошко в горнице пристало наряжать поярче, поприметнее. Крестьяне бессознательно выбирали сакраль-ные цвета огня, домашнего очага — красный, оранжевый, желтый: герань, настурция, бархатцы.

В соловьином саду Александра Блока цветы белые, они просыпаются только при лунном свете, солнце для них губительно. Лепестки их бесцветны, бесплотны, они истончились до состояния своей небесной тени — «идеи белого цветка». Конкретные названия встречаются чрезвычайно редко, но и тогда они — обобщения и символы, а не ботанические термины. «Кашка» в поэме «Возмездие» — это народ, безликая полевая масса, обреченно ожидающая своего косаря. А вся остальная растительность без труда умещается на одной страничке не ботанического, но сугубо поэтического атласа:

Вербы — это весенняя таль…

Этот колос ячменный — поля…

Розы — страшен мне цвет этих роз,

Это — рыжая ночь твоих кос?

Это — музыка тайных измен?

Это — сердце в плену у Кармен?

Кстати, литературная Кармен — не оперная дива, — как нам помнится, украшала свой корсаж не розой, а веткой жасмина. Но Бизе и Блоку лучше знать, конечно. Мы же продолжаем настаивать вот на чем: условно-пиитических цветов у Блока неизмеримо больше, чем луговых и садовых представителей флоры в подмосковном Шахматово.

«Над кустиками голубики с дымчатыми ягодами, над карим блеском мочажек, над мхом и валежником, над цветущими свечками болотной орхидеи („ночной фиалки“ русских поэтов) скользила низким полетом смуглая нимфалида, носящая имя северной богини». Это, разумеется, не Шахматово, а леса между Вырой и Рождествено — литературная и всякая иная вотчина Владимира Набокова. Но, знаток северной растительности, Владимир Владимирович Набоков если и интересовался ботаникой, то отнюдь не как писатель (писателю эти знания не нужны); умение отличить ночную фиалку от валежника необходимо ему было в иных, корыстных целях. Для Набокова все эти болотные и луговые цветочки — суть «кормовые растения» бабочек.

Сад своими руками. 1999. № 6.

Белый цвет делает сад нарядным и элегантным. Сочетание белых цветов и зеле-ной окраски листьев вносит в сад ощущение прохлады и свежести. Белый цвет «освещает» и заставляет «играть» затененные уголки сада, особенно хорошо выделяясь в сумерках.

Белые цветы: лилия гибридная, флокс метельчатый, нивяник обыкновенный, маргаритка многолетняя, колокольчик персиколистный «Белоснежка», нарцисс поэтический.

И к бабочкам, и к цветочкам Александр Александрович — в отличие от Владимира Владимировича — был совершенно равнодушен. Уж не со своего ли друга-врага