в переводе означает «Гиппиус, Краса болот». Природа ее притяга-тельно-отталкивающе-го характера была понятна посвященным. Ф. Сологуб точно описывает пейзаж «малой родины» Gippius.

З. Н. Гиппиус

Где грустят леса дремливые,

Изнуренные морозами,

Есть долины молчаливые,

Зачарованные грозами.

Как чужда непосвященному,

В сны мирские погруженному,

Их краса необычайная,

Неслучайная и тайная.

Смотрят ивы суковатые

На пустынный берег илистый,

Вот кувшинки, сном объятые,

Над рекой немой, извилистой.

Вот березки захирелые

Над болотною равниною.

Там, вдали, стеной несмелою

Бор с раздумьем и кручиною.

Как чужда непосвященному,

В сны мирские погруженному,

Их краса необычайная,

Неслучайная и тайная!

Впрочем, подобные ландшафты с легкой руки Бодлера и русских «бодлеристов» считались самыми декадентскими, поэтическими. В стихотворном посвящении французскому собрату Константин Бальмонт писал:

Его манило зло, он рвал его цветы,

Болотные вдыхал он испаренья…

Поэтому в сологубовском портрете дамы на фоне пейзажа (в контексте русского фольклора — пейзажа весьма подозрительного, ведьминского) не было ничего оскорбительного. И последнее, что следует учесть: насельники Санкт-Петербурга никогда не забывали о зыбком фундаменте города, возведенного на топи блат. Болото как болото — местный колорит, так сказать.

Портить отношения с Зинаидой Николаевной вообще было опасно. В. Брюсову и З. Гиппиус какое-то время удавалось подавлять взаимное раздражение и сохранять неустойчивое равновесие «чуждо-родных сторон» (определение Д. Мережковского) — ссоры внутри символистского течения были излишни, ругателей хватало и со стороны.

Видимо, в декабре 1909 года Валерий Яковлевич Брюсов рассчитывал написать вполне комплиментарное послание петербургской даме. Но уже во второй строфе сбился, и все стихотворение так и пошло через пень-колоду — незабудки вперемежку с косматым лесовиком, рождественский ангел — рядом с парнокопытным чертенком.

З. Н. Гиппиус

Твои стихи поют, как звучный,

В лесу стремящийся ручей;

С ним незабудки неразлучны

И тени зыбкие ветвей.

Порой, при месяце, глядится

В него косматый лесовик,

И в нем давно купать копытца

Чертенок маленький привык.

. . . . . . . . . .

И новым людям, в жизни новой,

Как нынче, ясен и певуч,

Все будет петь, за мглой еловой,

Твоих стихов бессмертный ключ!

И будет лесовик, как прежде,

Глядеться в зеркале его,

И ангел, в пламенной одежде,

Над ним сиять под Рождество!

Словом, на своей рождественской открытке вместо поздравления Брюсов начертал что-то вроде: черт болото найдет. Наверное, сказалась давняя обида на Гиппиус, не оценившую в свое время гордый демарш московского символиста: «И Господа, и Дьявола хочу прославить я». Но и обостренно-болезненное внимание самой Зинаиды Гиппиус к «болоту» и болотному аруму — «типическому представителю первобытного леса» — в этом контексте вполне объяснимо.

Священный арум, арум палестинский (семейство аронниковых), произвел сенсацию на Берлинской выставке садоводства в 1890 году и после этого стал модным и экстравагантным комнатным растением. Цветы всех ароидей, как описывает растение М. Гесдерфер, «очень невзрачны и незначительны; они сидят на мясистом неразветвленном початке, обыкновенно частью закрытом большим объемлющим листовидным покрывалом или чехлом. Вначале покрывало заключает в себе весь початок, но впоследствии оно развертывается и отгиба-ется, принимая вид лепестка, и составляет у многих пород самую красивую часть растения. Все виды, цветущие в комнатах или теплицах и отличающиеся покрывалами белого, розового, красного, черноватого или желтого цвета, принято называть „красивоцветущими“ ароидеями».

Такой ботанический парадокс: растение с невзрачными цветами принято называть «красивоцветущим». На самом деле все просто: в калле (самый известный член семьи аронниковых) мы любуемся не цветком в строгом, научном смысле слова, но отогнутым покрывалом, а «незначительных» цветов не замечаем в силу их незначительности и собственной непредвзятости. Так что спор не о том, красиво или не красиво растение, — оно великолепно, элегантно, экстравагантно, — а в том, какой цветок считать настоящим.

Рис. 54. Арум священный

В одной старой книге дано такое выразительное описание арума: «Кроющий лист наподобие воронки или лавочного фунтика, из глубины которого подымается шишка». Справедливости ради следует оговориться, что эта характеристика касается изображения растения в архитектуре, поскольку термин «арум» встречается для описания каменных и гипсовых украшений наравне с «розеткой», «пальметтой» и «трилистником».

Не каждый писатель знает, что в его творчестве «покрывало», а что цветы: какими произведениями будут восхищаться и век спустя, а что сразу забудут. Писательница Зинаида Гиппиус «строчила один за другим свои бездарные романы» (слова Блока) и изредка сочиняла стихи. По собственным ее подсчетам, писала примерно по одному стихотворению в год. Сам процесс творчества был минутами райского блаженства: «Ничто в мире не доставляет мне такого наслаждения, как писание стихов… после каждого я хожу целый день как влюбленная».

Зинаида Гиппиус любила вдохновение, но не его плоды. А стихи были ей неподвластны, она «не умела» их писать. Казалось порой, что это она нужна стихам, а не они ей; да и не поэзия была предметом тщеславия этой женщины, честолюбивой до обморока. «Какие у меня омерзительные стихи! Ей-богу, даже противно корректуры исправлять. Недаром я так не хотела издавать сборника. И не следовало».

Макс Гесдерфер. Комнатное садоводство.

Arum sanctum, или — правильнее — Arum palestinum (священный, или палестинский, арум), родом из Палестины. С недавнего времени это растение значительно распространилось в культуре. Строением своим оно напоминает общеизвестную каллу: листья плотные, широко-стреловидные, темно-зеленого цвета, на красных черешках. Соцветия чрезвычайно интересны: большие черные початки окружены блестящими, подобно атласу, темно-черно-пурпуровы-ми покрывалами длиною до 10 вершков, которые по отцветении отворачиваются назад. Весьма жаль, что это прекрасное и действительно достойное рекомендации растение пока еще мало распространено в комнатной культуре, хотя в настоящее время клубни его можно достать у большинства семеноторговцев. Причиною этого является, по-видимому, неумение обращаться с клубнями, которые держат обыкновенно почти всегда в чрезмерном тепле, и поэтому в результате получают только листья, а не цветы.

Между тем уход за ними крайне прост: в сентябре клубни сажают в 3 1/2 — вершковые горшки, в очень жирную землю, которая должна совсем их покрывать. Горшки ставят на окно прохладной, но недоступной морозу комнаты и поливают до окоренения очень умеренно, а затем — обильно. За зиму клубень выпускает около пяти листьев, а весною из