Второе прикосновение к себе было осознанным, правая ладонь опустилась на грудь, левая – вновь приподняла ткань юбки. Пальцы скользнули по внутренней части бедра, почти ложась на влажную ткань трусиков.

Арина распахнула глаза и только тогда поняла, что музыка закончилась. Сначала сменилась смехом и гомоном голосов, а следом – чем-то весёлым, что совсем не принадлежало её миру, разделённому с Романом.

– Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделала для тебя ещё. Сегодня я хочу выполнить какое-то особенное твоё желание. Любое.

Часть 1. Глава 11

Плавные движения Арины, полные чего-то настолько томного и одновременно страстного, находили отклик в каждой клеточке тела Романа. Ее прикосновения – к своей груди, к тонкой полоске ткани между бедер – были такими осязаемыми, словно она касалась не себя, а его. И ее слова – о том, что хочет выполнить любое его желание, ее готовность сделать для него это не потому, что он попросил или приказал, а потому что она хотела того сама – все эти вещи, вместе взятые, были настолько невероятными и настолько желанными, что для него перестало существовать все вокруг. Все звуки, все страхи, все мысли – все отошло куда-то на задний план, потеряло свое значение от одной лишь близости этой женщины. От ее простых, но таких важных для него слов.

Он совершенно забыл о том, что вынужден находиться в ненавистном кресле, совершенно забыл обо всем, что так возненавидел в себе после аварии – теперь ему было на это все равно. Теперь, когда Арина хотела его, несмотря ни на что. Хотела по-настоящему. Со всеми его атрибутами – инвалидностью, тяжелым характером, огрубевшим голосом. Хотела его, такого уродливого, каким он казался сам себе ещё недавно – внешне и внутренне – и каким не ощущал себя впервые за долгое время – именно сейчас, в этот самый момент, где самая желанная женщина предлагала выполнить любое его желание.

Горло неожиданно сдавило тяжёлым комом, который пришел вместе с пониманием того, что никто и никогда до нее не предлагал ему ничего подобного. Все только брали – брат, бывшая жена, друзья… тоже бывшие. И это было так много для него, имевшего когда-то все и одновременно – ничего, что даже если бы он уже не решил, что никогда не отпустит от себя Арину, одной этой фразы хватило бы теперь для того, чтобы понять – эту женщину он потерять не может.

Роман протянул к ней руку, и, когда она вложила свою ладонь в его, мягко, почти невесомо коснулся губами ее запястья, прижал прохладные тонкие пальцы к свой щеке и выдохнул, глядя ей в глаза:

– Я хочу то, чего от тебя не получал ещё никто, Арина. Что бы это ни было.

– То, что от меня не получал никто, у тебя уже есть, – ответила она быстро, будто боялась передумать и не признаться: – Я вся – есть.

Арина смотрела на него безотрывно, желая только того, чтобы он понял, что именно она имела ввиду. У возбуждения, что испытывала сейчас, теперь были совсем иные нотки, и совсем иной привкус. Оно не перестало быть острым, но к нему примешались оттенки щемящей нежности. И желания, чтобы эта ночь стала особенной, когда оба забудут, что связывало их на самом деле.

Арина опустилась возле Романа на колени, взялась за ремень на его брюках, расстёгивая его медленно, будто просила на то разрешения. И всё это время не отводила глаз от лица Королёва, читая на нём малейший отклик на то, что делала. Видела, несмотря на полумрак, его потемневший от возбуждения взгляд. Как он стиснул зубы, когда она высвободила напряжённый член. И как с губ сорвался едва слышный хриплый звук, когда она наклонилась, чтобы обвести головку языком.

Она отвела глаза, продолжая ласкать Романа ртом. Сначала неторопливо, едва касаясь гладкой плоти, после ускоряя темп. Возбуждаясь только от того, что ощущала его вкус на своих губах и чувствовала, что ещё больше заводится с каждым мгновением. Когда берёт член настолько глубоко, насколько возможно, когда медленно поднимает и опускает голову, не зная, для кого эта неторопливость – большая пытка. И когда знает, что Королёв смотрит за каждым её движением, каждой откровенной лаской, но не предпринимает ничего, что заставляло бы её делать то, чего хочет он. Или же она угадала его желание?

– Мне продолжать так? Или ты хочешь чего-то другого?

Он понял, что ждал этих самых слов в тот самый момент, как Арина их произнесла. Возможно, неосознанно, не признаваясь себе самому – но хотел слышать именно это. И хотел верить тому, что слышал. Тому, что она принадлежит ему вся – сегодня. И он готов был, кажется, пойти на все, чтобы это «сегодня» продолжилось в веренице бесконечных «завтра». Был готов дать себе шанс заново поверить в то, что сделал своим твердым табу. И ей – на то, чтобы показать ему, что все бывает иначе. У него, в общем-то, уже было все иначе. С ней. С самого начала.

Эта близость – уже такая знакомая и одновременно новая – сегодня приобрела особый вкус, запах и оттенок. Женщина, стоявшая перед ним на коленях, вбирающая в рот его член, больше не была ни куклой, ни игрушкой. Она была той, кого он хотел до полного безумия. Той, что делала все так, словно знала заранее, чего именно он хочет в тот или иной момент.

Он едва сдерживал себя, позволяя Арине творить с ним всё, чего ей желалось, наслаждаясь происходящим и вместе с тем едва не взрываясь от этой мучительно-сладкой пытки, когда ее язык касался его плоти, когда видел, как голова Арины поднимается и опускается между его ног. Это была одна из самых возбуждающих вещей, что ему только доводилось видеть и испытывать в своей жизни. И он смотрел, сжимая до боли челюсти, чтобы только не вмешаться в то, что она делала, чтобы не кончить прямо ей в рот от ощущений настолько острых, что были сродни боли. От того, что знал, как сейчас она сама течет, желая, чтобы он оказался внутри нее. Эти мысли – и ее низкий, охрипший голос, который спрашивал, чего он хочет, стали последней каплей, подорвавшей в конце концов его контроль.

Он запустил пальцы в волосы Арины, обхватывая ее голову, и начал насаживать ее на себя, проникая до самого горла, и в момент, когда понял, что терпеть дальше просто невозможно, обхватил ее за плечи и поднял, притягивая к себе на колени. Уже так привычно, так бесконечно правильно.

Он вошёл в нее сразу двумя пальцами, ощущая, какая она уже влажная и горячая, ощущая дрожь ее нетерпения, такого же дикого и невыносимого, как у него самого.

– Все, что я хочу – тебя, – прохрипел Королев прежде, чем смять губы Арины поцелуем и почувствовать на них свой собственный вкус, возбуждаясь от этого до какой-то горячечной крайности. Дернув ее юбки так, что ткань издала резкий треск, он убрал пальцы из лона и натянул Арину на себя одним кратким рывком, входя сразу глубоко, на всю длину, выбивая из ее груди полувсхлип-полукрик, прокатившийся по каждой клетке его тела новой волной возбуждения. Он двигался резко, отрывисто, зная, что ни у него, ни у нее нет больше сил ждать и вместе с тем – желая продлить агонию ещё, балансируя на грани, словно играя с самим с собой в нелепые игры на выдержку.

Он обхватывал ее за попку, грубо впиваясь пальцами в упругую кожу, и вдруг осознал, что того, что сейчас происходит – ему все же мало. Он жаждал того, что обещала ему Арина и чего так хотел он сам – быть везде. Касаться ее – везде. Его палец, ещё влажный от ее соков, сначала ласкающим движением обвел тугое колечко, затем мягко, дразняще надавил и осторожно толкнулся внутрь. Роман замер, ожидая, что Арина выкажет возражения, но их не последовало. И тогда он вошёл в нее полностью, насаживая одновременно на член и на палец, ощущая, как заполняет собой ее всю – везде. И сходил от этого ощущения с ума. От удовольствия этого полного обладания, которое – как хотелось думать, пусть даже это было неправдой – она позволяла только ему одному.