тебе с приветом…» Разумеется, после того, как оттаете.

Услышав последнюю фразу, Кашалот забеспокоился:

— Оттаю? Значит, меня заморозят?

— Естественно, — подтвердила Мартышка, — какой же анабиоз без замораживания!

— Милый Кашалот, как я вам завидую! — Стрекоза вся прямо-таки трепетала, показывая, как сильно она завидует. — Вы доберетесь до тридцатого века в свежезамороженном виде и предстанете перед потомками свеженьким, как огурчик!

— Только замораживать надо умеючи, — ввернул Рак. — А то ведь, чего доброго, вместо потомков можно отправить к предкам.

— Типун тебе на язык! — Сова с укором взглянула на Рака.

— Вот именно! — поддержал ее Удильщик. — Да будет вам известно, Рак, что к сегодняшнему заседанию я приготовил сюрприз: еще вчера лично мною на нашу поляну доставлен опытнейший специалист по замораживанию! Вернее, специалистка.

Рак, как обычно, воспринял это сообщение с недоверием.

— Ну и где же она? — спросил он, оглядев поляну. — Кроме нас тут вроде бы никого нет.

Вместо ответа Удильщик молча распахнул дверцу холодильника и показал удочкой: вот, мол, смотрите.

Естественно, Мартышка заглянула внутрь первой и, никого не обнаружив, вопросительно посмотрела на Удильщика.

— Да вы не там ищете! — Он открыл морозильную камеру. — Она не на полках, а здесь.

Но и в морозилке Мартышка не увидела ничего, кроме бруска льда…

— Хотя постойте, — сказала она, вглядевшись, — внутри что-то чернеет… То есть кто-то — голову можно различить, туловище, темные плавники с оранжевой каемкой… Да это рыба!

— Обколите вокруг нее лед, — распорядился Удильщик, когда Мартышка вынула брусок из морозильной камеры.

— Готово! — отрапортовала она, проделав эту операцию.

— Теперь опустите в таз с теплой водой.

Мартышка выполнила и это указание.

— Перед вами абсолютная чемпионка мира среди рыб по устойчивости к холоду — Черная рыба! — торжественно, словно шпрехшталмейстер в цирке, объявляющий смертельный номер, возвестил Удильщик. — Это ее прозвище, а имя…

— Гляди-кась, — перебила его Сова, — А. плавниками зашевелила, сердешная.

— Ка-а-а-жется, кто-о-о-ото-то здесь соби-и-и-рался назвать мое имя? — заговорила вдруг рыба, растягивая гласные, как при замедленном воспроизведении звука — видимо, она не совсем еще оттаяла. — Про-о-и-изнесите же его скорей!

— С удовольствием, — откликнулся Удильщик. — Да…

Но рыба не дала ему договорить:

— Хотя нет, подождите! — сказала она уже почти нормально. — Я сама попытаюсь вспомнить.

— Вы забыли свое имя? — поразилась Стрекоза.

— Наверное, отморозила память, — предположил Гепард.

— Но надеюсь, она оттает, — сказала рыба и начала вспоминать:

— Так, первый слог «Да»… а как же дальше? Сейчас-сейчас-сей-час… ммм… нет, ни в какую! Попробовать иначе? Что, если вспомнить сначала, где я живу — тогда имя всплывет в памяти само собой… Как же называется наша местность? Чи… че… ча… Ча-ча-ча… — она сокрушенно вздохнула: — Вот вертится где-то рядом — и тут же ускользает. Зацепку бы какую-нибудь, ниточку…

— Мелко плавает ваша специалистка, — поддел Удильщика Рак, ухмыльнувшись. — Даже имени своего не помнит и местожительства. Она нам такого насоветует…

Рыба внезапно встрепенулась:

— Как вы сказали — «мелко плавает»? — Она вся напряглась, мучительно что-то вспоминая… — Мелко… мелко… так-так-так… я плаваю в мелкой реке… Вот она, ниточка — мелкая река! Да это же слова из наших стишков!

На вопрос Кашалота, что это за стишки, она пояснила:

— Вспоминательные! Вы знаете, когда осенью вмерзаешь в лед, сразу погружаешься в небытие — словно проваливаешься куда-то. Спустя восемь месяцев оттаешь — полная пустота в голове, ничего не помню — кто я, что я, откуда?

— Немудрено, — сочувственно промолвила Сова.

— Так вот, чтоб легче вспомнить, у нас есть специальные стишки — ведь рифмованные строчки прочнее сидят в памяти:

Наша родина Чукотка,

Там отличная погодка —

Ветер, стужа и пурга!

Дом наш — мелкая река.

И поскольку она

Промерзает до дна.

Провожу я во льду

Восемь месяцев в году.

А приходит пора,

Наступает лето —

Ем личинок комара…

Спасибо им за это!

— То есть за то, что они позволяют себя съесть? — уточнил Гепард.

— Да, — подтвердила Рыба. — И вам спасибо, Рак, — за то, что дали мне ниточку.

— Но имя-то свое вы так и не вспомнили, — настаивал Рак. — И стишки не помогли.

Ну что вы к ней привязались? — напустилась Мартышка. — «Имя, имя»… Не всё сразу!

— Память-то штука капризная, — поддержала ее Сова. — Ей не прикажешь — мол, по-щучьему веленью, по моему хотенью, подскажи мне то, да напомни это…

— «По шучьему веленью»… — задумчиво повторила рыба. — О, еще одна ниточка! — и она продекламировала новый вспоминательный стишок:

Моя родственница Щука —

Утверждает так наука,

Мое имя — Даллия!

И так далее…

— Даллия! — восторженно повторила Стрекоза: ей это имя показалось необыкновенно аристократическим.

Понравилось оно и Кашалоту:

— Прелестно, — пробормотал он. — «Мое имя Даллия — и так далее…»

Гепард полюбопытствовал, что подразумевается под «и так далее…»

Даллия охотно объяснила:

— Всё, что не обязательно помнить, всякая лишняя информация. Скажем, правила безопасного замораживания.

— Хорошенькое дело! — воскликнула Мартышка. — Да ведь именно ради этих правил Удильщик и доставил вас сюда!

Удильщик даже растерялся, что случалось с ним нечасто.

— Мне и в голову не могло прийти, — стал оправдываться он, — что рыба, которая бо́льшую часть года проводит в ледовом плену, может не знать правил, от соблюдения которых зависит ее жизнь…

— А зачем мне их знать? — возразила Даллия. — Мой организм сам принимает необходимые меры безопасности — какой же смысл перегружать память? Правда, кое-что мне известно, но понаслышке и в