Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потжевлеш[41], фламандский пирог с маролем, ватерзой[42] с курицей, уэлш[43], фламандское рагу и запеченный цикорий. Не торопитесь, – говорит хозяин и ставит перед нами гигантскую тарелку с незнакомыми деликатесами, которые Фран заказала на двоих. – Я принесу вам картошку фри, чтобы легче было со всем этим справиться.
Меня ожидает холестериновая кома. Но еще раньше я сгорю со стыда. Мне страшно оборачиваться. Что подумают люди, когда увидят перед нами гигантское блюдо, словно предназначенное Гаргантюа? Меня заливает волна жара, а в горле словно застряла крупная косточка. Почему я не взяла овощной салат?
– Накладывай! – предлагает Фран.
В качестве украшения на блюде лежат салат латук и помидоры черри. Их я и перекладываю себе на тарелку.
– Хм… Ты правда собираешься ими ограничиться?
– Я не очень голодна.
– Лгунишка! Еще два часа назад ты говорила совсем другое. Не беспокойся, никто на тебя не смотрит, давай, – настаивает Фран, обмакивая кусок хлеба в уэлш.
С вилки капает жирный соус… Я исподтишка оглядываюсь по сторонам и решаюсь съесть кусочек потжевлеша. Это белое куриное мясо в желе, меня же не осудят за куриное мясо в желе, правда?
Боже, как же я напряжена!
– Ты не хочешь послать этот миф куда подальше? Ну, о том, что толстые – просто жрут много и без разбора и потому толстые? – спрашивает Фран, у которой с аппетитом все в порядке.
Я не отвечаю. Я жую.
– Не говоря уже о том, что толстый, постоянно жующий в ресторане салат, – довольно странное зрелище. На него смотрят с жалостью, но поверь мне, лучше, чтобы нам завидовали, а не жалели нас. К тому же, как говорил старина Дэниэл Кливер в «Бриджит Джонс», мужчины любят толстые задницы, чтобы было куда пристроить велосипед или поставить кружку пива!
Я теряю дар речи. Хелен Филдинг что, действительно вложила эту реплику в его уста?
В эту минуту появляется хозяин с салатницей, полной картошки фри. Сидящая за соседним столиком женщина приветливо нам улыбается. Похоже, она все слышала: и про толстых, и про велосипед, и все остальное. Какой стыд…
– Вот увидите, картошка – потрясающая! – сообщает она. – Мы заказывали ее два раза.
– Верно, с телятиной, – отвечает хозяин. – Знаете, за смену мы чистим около десяти килограммов вручную. Ну-ка попробуйте и скажите свое мнение.
Я из вежливости беру кусочек. О, черт! Это лучшая картошка фри в моей жизни!
– Объедение…
– Добавьте к ней рагу, а потом расскажете о своем впечатлении, – подбадривает меня хозяин. – И предупреждаю вас – на тарелке ничего не оставлять, иначе моя жена очень рассердится! Она терпеть не может переводить продукты зря!
И, сделав это предупреждение с самым серьезным видом, он уходит. Фран поджимает губы и с напускной строгостью добавляет:
– Слышала, что сказал хозяин?
Я показываю ей язык, как девчонка, и смотрю на приветливое семейство рядом с нами. Они заняты своим десертом, совершенно не интересуясь тем, что едим мы; я смотрю на свою тарелку, в которой листья салата грустно соседствуют с помидорами черри, и сдаюсь.
Я сдаюсь, и это хорошо.
Даже восхитительно.
Лучше и быть не может.
Глава 13
У людей на Севере солнца нет,
зато оно есть в сердце, ля-ля-ля!
Кто вообще написал эту чушь?
Еще даже не полдень, а уже тридцать два градуса, и на небе ни облачка. Я сразу объявляю Фран, что мои распухшие лодыжки не выдержат такого обращения. Если жара не спадет, то меньше чем через час они просто лопнут, как воздушные шарики, и лоскуты моей плоти окажутся раскиданы по кожаным сиденьям.
И подумать только, еще вчера здесь лило как из ведра… Невозможно, чтобы климат до такой степени испортился, просто черт знает что!
– На побережье всегда ветрено, не волнуйся, – успокаивает меня Фран, улыбаясь. – Будем в Амблетёзе через пятнадцать минут. К тому же, если наденешь что-нибудь полегче, тебе станет лучше.
Не знаю. Мне не хочется переодеваться в шорты. Я надела льняные брюки и хлопчатобумажную футболку с рукавами три четверти. Да, мне жарко, зато я не вижу своих жиров. Сегодня желания смотреть на них у меня нет.
Мы тащимся по Опаловому берегу. Как две улитки-неврастенички, просто чтобы полюбоваться видом. Сто километров мелкого песочка; чайки с криками разрезают небо; известняковые скалы и холмистые зеленые луга открывают вид на Ла-Манш. Надо признать, что и в жару, и в дождь пейзажам Северной Франции может позавидовать весь остальной мир. Я почти забыла о том, что плохо спала, что мои лодыжки распухли и что у меня отвратительное настроение. Сегодня один из таких дней, когда мне кажется, что я – самая уродливая женщина на свете; одежда, что еще вчера мне шла, словно говорит, что это лишь иллюзия и смотреть на меня по-прежнему противно. Сжав зубы, я встаю перед зеркалом и пытаюсь немного накраситься, уложить сильно отросшие волосы, но не выдерживаю и иду обедать. Но съесть мне почти ничего не удается, потому что я ожидаю прихода месячных, и живот у меня пучит.
– Как красиво, правда? – говорит Фран, улыбаясь и не замечая, что я упорно молчу. – Думаю когда-нибудь сюда переехать.
Я смотрю только на дорогу.
– Хм…
С тех пор, как мы выехали из гостиницы, я не проронила почти ни слова. Но все это время себя задаюсь вопросом, как Фран удается сохранять ровное расположение духа? Каждый день она в хорошем настроении, всегда улыбается и готова радоваться жизни. Честно говоря, сначала мне казалось, что это перебор, что это все не искренне, но скоро я поняла, что, в отличие от меня, Фран такая от природы. Я все время злюсь и ною, не могу обуздать свои эмоции, и это влияет на мою жизнь, делая ее невыносимой.
Фран украдкой смотрит на меня – я отворачиваюсь.
Внезапно она включает поворотник и съезжает на грунтовую дорогу, ведущую к пляжу. Я недоуменно приподнимаю бровь.
– Небольшой крюк по морю? – спрашиваю я полушутливо. – Имей в виду: я не захватила спасательный жилет.
С Фран нужно быть готовой ко всему.
– Сегодня утром я прочитала в буклете, что на пляже Слак во время отлива