— И после этого вы ей не звонили?

— Звонил, конечно. — Он почему-то покраснел, судорожновздохнул и заговорил немного другим голосом, отрывистым и хриплым:

— Она уверяла, что у нее все нормально, обещала зайти. Япопытался спросить еще раз, что такое произошло ночью, она сказала: «Ничего,запоздалая реакция на смерть тети Юки». Просто кончилась суета с похоронами, идо нее вдруг по-настоящему дошло, что тети Юки больше нет. Вполне разумноеобъяснение. Но я знаю, она говорила не правду.

«Кажется, ты тоже врешь, драгоценный мой», — заметил просебя Косицкий, а вслух мягко произнес:

— Почему? Так действительно бывает. Запоздалая реакция.Психологически вполне понятно.

— Бывает. Только не с Ликой, — он помотал головой, и серыеволосы поднялись, как пух одуванчика, — понимаете, она была очень конкретнымчеловеком. Такая острая реакция могла возникнуть от чего-то внезапного,неожиданного, а смерть Юлии Сергеевны была свершившимся фактом. Последнююнеделю Лиля не выходила из больницы, ухаживала за Юкой, и уже все было понятно.

— У вас есть какие-нибудь предположения? Вы сказали, на нейбыла старая кофта Ольги, она держала руки в карманах. Может, она нашла тамчто-то?

— Ну подумайте сами, что она там могла найти? Самое страшное— ампулу с наркотиком. Допустим, так. Навалились воспоминания, стало больно. Ноу нее был шок, понимаете? Самый настоящий шок.

— Может, она нашла там записку, успела ее прочитать иубрать, пока вы варили кофе? Вы стояли к ней спиной.

— Записка? — Он напряженно сморщил лоб. — Ну да, возможно,это была записка. От Ольги. Как будто с того света. Простите, я очень устал. Мыслишком долго с вами беседовали, но я даже рад, что так получилось. Вы смягчилиудар, отвлекли меня. Всего доброго.

— Спасибо, — Косицкий протянул свою визитку, — есливспомните еще что-нибудь, обязательно мне позвоните.

— Непременно, — кивнул Фердинанд. Капитан пожал его вялуювлажную кисть и быстро, тихо спросил:

— Да, совсем забыл. Вы не знаете адрес интерната, в которомживет Люся?

— Понятия не имею.

— Девочка сейчас в больнице, в тяжелом состоянии, и мы неможем выяснить, где она живет. В момент убийства она находилась у ЛилииАнатольевны, и прописана у нее, однако соседи говорят, что постоянно там нежила.

— Я ничего об этом не знаю. Всего доброго, — Голос его опятьстал глухим и отрывистым, глаза забегали.

— Простите, Фердинанд Леопольдович, последний вопрос, —быстро проговорил капитан, пытаясь поймать его взгляд, — вы поклялись неговорить о том, что Лиля отдала девочку в интернат? Я правильно понял?

— Ну я же просил вас, господин капитан! Неужели так труднозапомнить? Меня зовут Федор! Федор! — Он отвернулся, глаза продолжали бегать. —Да. Вы поняли правильно. Лика просила меня никогда ни с кем не обсуждать этотее поступок. Всего доброго.

— Спасибо, Федор. А что касается имени-отчества, извините, —Косицкий улыбнулся, — честно говоря, не вижу в нем ничего странного и тем болеесмешного, не понимаю, почему вы так болезненно к этому относитесь. Кстати,насчет имен. Если вы хорошо знали сестер, если ваши мамы дружили, неужелиникогда при вас не произносилось имя человека, с которым Ольга прожила двагода?

— У дочери Ольги отца нет, — отчеканил Фердинанд, —считайте, что этот ребенок появился на свет в результате партеногенеза.

— В результате чего, простите?

— Непорочного зачатия, — криво усмехнулся Фердинанд, —партеногенез — это вид полового размножения, при котором организм развиваетсяиз неоплодотворенной яйцеклетки. Встречается у некоторых беспозвоночных, у рядаракообразных, у растительной тли. Всего доброго. Извините, мне надо побытьодному. — Дверь комнаты закрылась перед носом у озадаченного Ивана.

* * *

Младший лейтенант Николай Телечкин пил теплое пиво и жевалжирный чебурек в открытом кафе у метро. В кармане у него лежал списокпродуктов, которые он должен был купить на рынке по поручению своей молодойжены Алены. Коля не спешил, домой идти не хотелось. Беременная Аленакапризничала и требовала от лейтенанта совершенно невозможных вещей: чтобы унее прекратился токсикоз, чтобы ему повысили зарплату и полностью освободили отночных дежурств, чтобы вредная хозяйка однокомнатной квартиры, которую ониснимают, не заявлялась раз в неделю и не совала свой нос в каждый уголок.

Коля жевал чебурек без всякого аппетита, подозревал, чтомясо в нем собачье или кошачье, а пиво разбавлено сырой водой, и глазел нанебольшую площадь перед метро.

Напротив кафе, у входа в метро, копошилась компания бомжей.Опухшие разбитые лица, всклокоченные волосы, в которых, вероятно, паслись целыестада насекомых. Прохожие огибали их, чуть ли не выходили на проезжую часть.Молодые женщины затыкали носы. Рядом с бомжами, у таксофона, остановилсякакой-то парень и страшно долго шарил по карманам, искал жетон. Поблизости былоеще три таксофона, и все свободны, но он выбрал этот, рядом с бомжами. Вкарманах ничего не нашел, но, вместо того чтобы подойти к любому ларьку, купитьжетон, остался стоять.

Он был одет во все черное. На головеплаток-"банданка" с белыми черепами на черном фоне. Черные узкиеджинсы, черная футболка с картинкой на груди. Коля разглядел что-то вродечерепа и свастики. На плече болталась небольшая спортивная сумка.

«Может, это новый вид токсикомании? Они воняют, даже здесьслышно, а он стоит, наслаждается, — подумал Коля, с любопытством разглядываяпарня, — бесплатный кайф. Даже клей денег стоит, к тому же надо уединяться,прятаться, мешок на голову надевать. А если научиться ловить кайф от бомжовскойвони, то можно просто ходить по вокзалам, толкаться у метро и балдеть сколькодуше угодно».

Сквозь вялый уличный гул что-то рявкнуло, из ларька наплощадь, как цунами, обрушилась волна тяжелого рока. Крутили хит сезона.Женская группа в маршевом ритме повторяла: «Шизофрения любви, меня скорейобними, и разум мой отними, шизофрения любви». Хриплое дыхание группыусиливалось стереодинамиками, казалось, стонет и шумно дышит вся маленькаяторговая площадь перед входом в метро. От компании бомжей отделилось тощеелохматое существо в драном открытом платье с блестками и принялось отплясыватьпрямо перед кафе, в двух шагах от столика, за которым сидел лейтенант. Бомжихавертела задом, трясла жидким бюстом, притопывала, размахивала руками и громкохрипло подпевала: «Шизофрения, а-а-а, шизофрения любви».

Коля положил недоеденный чебурек на бумажную тарелку,закурил и стал с брезгливым любопытством наблюдать этот безумный танец. Надобыло встать и уйти, дома ждала Алена, и чем позже он вернется, тем злее идольше она будет его пилить. Но, как завороженный, он продолжал следить затанцующей теткой и краем глаза приметил, что, кроме него, есть еще одинзритель. Парень в черном. Он даже приблизился нашел место поудобней, закурил.Коля обратил внимание на бело-голубую пачку «Парламента» и зажигалку «Зиппо».Слишком дорогое курево для юного токсикомана.