Когда орудия выполнили свою задачу и огонь временнопрекратился, капитан Блад, стоявший, нагнувшись над орудием, рядом с канониром,выпрямился, поглядел на длинное, торжественно-угрюмое лицо губернатора ирассмеялся:

— Да, чёрт подери, как всегда, снова страдают невинные.

Полковник Коуртни кисло усмехнулся в ответ:

— Если бы вы поступили так, как я полагал целесообразным…

Капитан Блад перебил его довольно бесцеремонно:

— Силы небесные! Вы, кажется, опять недовольны, полковник?Если бы я поступил по вашему совету, мне бы уже давно пришлось выложить всекарты на стол. А я не хочу открывать своих козырей, пока адмирал не сделает тотход, который мне нужен.

— А если адмирал и не подумает его сделать?

— Сделает! Во-первых, потому, что это в его характере, аво-вторых, потому, что другого хода у него нет. Словом, вы теперь можетеспокойно отправиться домой и лечь в постель, возложив все ваши надежды на меняи на провидение.

— Я не считаю возможным ставить вас на одну доску спровидением, сэр, — ледяным тоном заметил губернатор.

— Тем не менее вам придётся. Клянусь честью, придётся.Потому что мы можем творить чудеса — я и провидение, — когда действуем заодно.

За час до захода солнца испанские корабли легли в дрейфмилях в двух от острова и заштилели. Все антигуанцы — и белые и чёрные — сразрешения капитана Блада разбрелись по домам ужинать. Осталось только человексорок, которых Блад задержал на случай какой-либо непредвиденной надобности.Затем корсары уселись под открытым небом подкреплять свои силы довольноизрядными порциями пищи и довольно ограниченными дозами рома.

Солнце окунулось в нефритовые воды Карибского моря, имгновенно, словно погасили свечу, сгустился мрак, бархатистый, пурпурно-чёрныймрак безлунной ночи, пронизанный мерцанием мириадов звёзд.

Капитан Блад встал, втянул ноздрями воздух. Свежийсеверо-западный ветер, который на закате солнца совсем было стих, поднималсяснова. Капитан Блад приказал потушить все костры и не зажигать никакого огня,чтобы не спугнуть тех, кого он ждал.

А в открытом море, в роскошной каюте флагманского корабляиспанцев, именитый, гордый, храбрый и несведущий адмирал держал военный совет,менее всего похожий на таковой, ибо этот флотоводец пригласил к себе капитановэскадры только для того, чтобы навязать им свою волю. В глухую полночь, когдазащитники Сент-Джона уснут, уверенные, что до утра им не приходится опасатьсянападения, испанские корабли, миновав форт, с потушенными огнями незаметновойдут в бухту. Восход солнца застанет их уже на якоре в глубине бухты,примерно в миле от форта, и жерла их орудий будут наведены на город.

Так они сделают шах и мат антигуанцам!

Согласно этому плану испанцы и действовали: поставив парусак ветру, который им благоприятствовал, и взяв рифы, чтобы идти бесшумно, кораблимедленно продвигались вперёд сквозь бархатистый мрак ночи. Флагманский корабльшёл впереди, и вскоре вся эскадра приблизилась к входу в бухту, где мрак былещё более непроницаем и в узком проливе между высокими отвесными берегами водаказалась совсем чёрной. Здесь было тихо, как в могиле. И ни единого огонька.Лишь вдали, там, где волны набегали на берег, тускло белела фосфоресцирующаялента прибоя, и в мёртвой этой тишине чуть слышен был мелодичный плеск волн оборт корабля. Флагманский галион был уже в двухстах ярдах от форта и от тогоместа, где затонула «Атревида». Команда в напряжённом молчании выстроилась уфальшборта: дон Мигель стоял на юте, прислонившись к поручням, неподвижный,словно статуя. Галион поравнялся с фортом, и дон Мигель в душе уже праздновалпобеду, когда внезапно киль флагмана со скрежетом врезался во что-то твёрдое:корабль, весь содрогаясь, продвинулся под всё усиливающийся скрежет ещё нанесколько ярдов и стал — казалось, лапа какого-то морского чудища пригвоздилаего корпус к месту. А наполненные ветром паруса недвижного корабля громкохлопали и гудели, мачты скрипели, и трещали снасти.

И тогда, прежде чем адмирал успел понять, какая постигла егобеда, вспышка пламени озарила левый борт судна, и тишина взорвалась рёвомпушек, треском ломающегося рангоута и лопающихся снастей: орудия, снятые с«Арабеллы» и безмолвствовавшие до этой минуты за хорошо замаскированнымиземляными укреплениями, выпустили свои тридцатидвухфунтовые ядра с убийственноблизкого расстояния в испанский флагманский корабль. Беспощадная точностьпопадания должна была бы открыть полковнику Коуртни, почему капитан Блад непожалел пороха, чтобы затопить «Атревиду», — ведь теперь, уже имея точныйприцел, он мог палить во мраке наугад.

Лишь один ответный беспорядочный залп бортовых орудий далкуда-то в темноту флагманский корабль, после чего адмирал покинул своё разбитоесудно, только потому ещё державшееся на воде, что киль его крепко засел востове затопленного корабля. Вместе с уцелевшими остатками своей командыадмирал поднялся на борт «Индианы» — одного из фрегатов, который, не успеввовремя сбавить ход, врезался в корму флагмана. Так как скорость была невелика,фрегат не особенно пострадал, разбив себе только бушприт, а капитан фрегата нерастерялся и тотчас отдал приказ убрать те немногие паруса, что были ужепоставлены.

На счастье испанцев, береговые пушки в этот моментперезаряжались. Во время этой короткой передышки «Индиана» приняла на бортспасшихся с флагмана, а шлюп, который шёл следом за «Индианой», быстро оценивположение, сразу же убрал все паруса, на вёслах подошёл к «Индиане», оттянул еёза корму от флагмана и вывел на свободное пространство, где второй фрегат,успевший лечь в дрейф, палил наугад по умолкшим береговым укреплениям.

Впрочем, он достиг этим лишь одного: открыл неприятелю своёместонахождение, и вскоре пушки загрохотали снова. Ядро одной из них довершилодело, разбив руль «Индианы», после чего фрегату пришлось взять её на буксир.

Вскоре стрельба прекратилась с обеих сторон, и мирная тишинатропической ночи могла бы снова воцариться над Сент-Джоном, но уже всёнаселение города было на ногах и спешило на берег узнать, что произошло.

Когда занялась заря, на всём голубом пространстве Карибскогоморя не видно было ни единого корабля, кроме «Арабеллы», стоявшей на якоре втени отвесного берегового утёса и принимавшей на борт снятые с неё для защитыгорода пушки, да флагманского галиона, сильно накренившегося на правый борт инаполовину ушедшего под воду. Вокруг разбитого флагманского корабля сновалацелая флотилия маленьких лодок и пирог — корсары спешили забрать все ценности,какие были на борту. Свои трофеи они свезли на берег: орудия и оружие, нередкоочень дорогое, золотые и серебряные сосуды, золотой обеденный сервиз, дваокованных железом сундука, в которых, по-видимому, хранилась казна эскадры —около пятидесяти тысяч испанских реалов, — а также много драгоценных камней,восточных ковров, одежды и роскошных парчовых покрывал из адмиральской каюты.Вся эта добыча была свалена в кучу возле укреплений для последующего дележа,согласно законам «берегового братства».