Я понимал, что пресса, как и Бэмфорд, просто выполняет свою работу. Но у меня тоже была работа, а потому я сильно переживал. Род был нервным 27-летним оболтусом с тревожной мамашей. Я хотел, чтобы при возобновлении наших бесед он был спокоен и расслаблен, а не поглядывал на телефон при каждом новом вопросе и не вспоминал о юристе, с которым связалась его мать. (Я готов был поставить последний доллар, что номер этого юриста уже хранится в фотографической памяти Рода и может всплыть в любой момент.)

«Ионосферный клуб» «Истерн Эйрлайнс» располагался на втором этаже основного терминала Вашингтонского национального аэропорта. Вокруг меня мужчины в костюмах, ослабив галстуки, стояли у факсов или сидели за новейшими компьютерами IBM PS/2, отставив в сторону бесплатный коктейль. Возможно, кто-то из этих странствующих бизнесменов и лоббистов увеличивал суммы на своих счетах или подчеркивал свой успех в организации встреч с конгрессменом X, сенатором Y или самим спикером Фоли! Вероятнее же, они просто заполняли рутинные формы мира бизнеса и политики, точь-в-точь похожие на форму FD-302, имеющую хождение внутри ФБР.

Мой галстук был аккуратно завязан, а пил я газировку вместо «Джека Дэниэлса» с имбирным пивом. Кроме того, я писал в блокноте, а не печатал на компьютере, отдавая предпочтение старомодным методам. В Бюро компьютеры еще работали на дровах, а факсы были в новинку. Мне предстояло ждать еще два с половиной часа: на рейс в 18.29 не оказалось билетов. Следующий самолет в Тампу вылетал лишь в 21.00. Я решил, что настало время подвести итоги впустую прошедшего года, и вооружился бумагой и ручкой.

Первую колонку я озаглавил «ШК/ВРО» (или «Поток дерьма»). В ней я перечислил все препятствия, откровенные обманы, бюрократические проволочки и досадные мелкие неурядицы, которые сопровождали наше расследование в отношении Рода Рамси с самого первого дня — особенно после прошлогоднего приказа не беседовать с ним и вообще к нему не приближаться.

Вот один пример: в октябре 1988-го нам запретили напрямую общаться с INSCOM и военными по этому вопросу. Вместо этого мы должны были обмениваться информацией с военными через Вашингтонское региональное отделение, из-за чего все сообщения приходили к нам с недельными задержками или не приходили вообще. (К счастью, мы нашли обходной путь. Как ни странно, военные оказали нам больше содействия, чем наши коллеги.)

Другой пример: примерно в это же время в штаб-квартире состоялось заседание. По его итогам сотрудники ВРО Дэйл Уотсон и Билл Брэй — руководитель группы и агент, приписанный к делу Конрада, покровительственным тоном сообщили нам с Корнером, что это «слишком крупное дело» для маленького отделения вроде Тампы. (Хотя, похоже, слишком мелкое, чтобы ВРО хотя бы попробовало его раскрутить.)

Или еще один: штаб-квартира и ВРО приложили все усилия, чтобы Линн не позволили слетать в Швецию и побеседовать с братьями Керцик, а затем посетить Германию и осмотреть место преступления. Когда же ей все-таки разрешили лететь, на месте ей не дали раскрыть рта и хоть что-нибудь изучить.

Вспоминая о скомканном осмотре места преступления, проведенном Линн, я снова поразился невероятной небрежности, с которой гении из Вашингтонского регионального отделения отнеслись к простейшей криминалистике. Мы знали, что совершенно секретные документы каким-то образом попали из штаба Восьмой пехотной дивизии в Бад-Кройцнахе в руки венгерской разведки. Мы знали, что эти документы часто представляли собой копии оригиналов. Мы знали, какие копиры чаще всего использовали контролеры хранения документов штаба Восьмой ПД Клайд Конрад и Род Рамси. Более того, мы знали, что каждый копир мира обладает уникальным почерком — оставляет на бумаге царапины, затемнения, всевозможные отметины, почти незаметные невооруженным глазом. Так почему сотрудники ВРО не собрали эти «образцы почерка»? Почему, выражаясь языком лаборантов, они не сняли «пробы» с каждого копира, которым пользовались или могли пользоваться подозреваемые, на случай если нам в руки каким-то чудом попадет возвращенный документ?

(Я не мог сдержать раздражения. Мой почерк с каждой строчкой становился все крупнее, я начинал сильнее давить на ручку.)

Далее — само место преступления. Бад-Кройцнах, штаб Восьмой пехотной дивизии, хранилище документов, где работали Конрад и Рамси, их сейф, сжигательная установка, на которой они уничтожали документы. Казалось бы, любой следователь, всерьез решивший докопаться до сути дела, сделал бы фотографии и составил схемы расположения предметов не только в целях следствия, но и для последующей демонстрации жюри. Но нет, для этого нужно было работать, а не сидеть на заднице, полируя свое резюме. Нечего и думать, что кто-то — ВРО, военные, наши люди в Бонне — озаботился охраной места преступления, скажем, на случай, если приспешник Конрада решит убрать не замеченную ранее компрометирующую улику. Одно можно было сказать: так дерьмово расследования не проводят.

Точка.

Не стоило забывать уже упомянутую мною статью в выпуске The New York Times от 10 марта. В ней сообщалось все, что к тому моменту было известно о деле Конрада, включая следующий отрывок (вырезка из газеты лежала у меня в дипломате, но я давно выучил статью наизусть):

«Согласно сообщениям американских властей и шведского прокурора Свена Олофа Хаканссона, работавшего над делом братьев Керцик, в настоящее время ФБР наряду с военными и представителями Западной Германии участвует в расследовании дела Конрада и изучает дела пятерых его сослуживцев, подозреваемых в содействии ему…

Это содействие, согласно официальным лицам, заключалось в помощи с копированием и транспортировкой похищенных армейских документов венграм. Пресс-секретарь ФБР заявил, что бюро воздержится от комментариев по этому поводу».

Особенно примечательна была последняя фраза: «…бюро воздержится от комментариев». Любопытно, подумал я, впервые прочитав статью. Эта мысль вернулась ко мне и сейчас. Ведь у репортера Джеффа Герта из The Times был лишь один способ получить эту историю — найти в штаб-квартире ФБР или в ВРО человека, который готов был запеть о ней соловьем. Более того, единственной причиной таких откровений виделась мне задержка расследования. Из упомянутых в статье «пяти сослуживцев мистера Конрада» лишь один двигал дело вперед — и им был наш Родерик Джеймс Рамси. Скорее всего, именно эта статья перепугала его так, что он в конце концов позвонил адвокату, не собираясь сообщать нам больше ни слова.

Скажете, я мнителен? Может, и так. Но у меня на это всегда есть причина.

18.45. Время тянулось медленно. Я взял еще один стакан газировки, на этот раз с кусочком лайма подо льдом, и написал «СССР» на новой странице. Советы как-никак были покупателями товара Конрада (а также, как мне казалось, и Рамси). Что же творилось в Народном раю? Чего там только не творилось…

В прошлом ноябре Советы запустили вирус в Пентагон, СОИ[21] и полдюжины американских университетов. Это не укладывалось у меня в голове, ведь при слове «вирус» я по-прежнему думал о гриппе. Но теперь все компьютеры были связаны друг с другом и завоевывали мир, а потому электронные вирусы могли стать серьезной угрозой для контрразведки.