Дея пыталась поймать этот взгляд — притворно-равнодушный, который он напяливал, когда старался скрыть подлинность, готовую проступить наружу, как проступает из раны кровь. Но Влад упорно изучал складки на ткани. Загнанный в капкан собственной потребности высказаться он больше не прятался. Ранимый и беспомощный в этом плену простыней, он не смел, поднять на Дею глаз. Она же, чувствовала себя побежденной и уже знала, что была обречена на него еще с момента рождения.

— Ты все еще хочешь видеть меня корчащимся в муках совести? — спросил он, так и не поднимая глаз.

— Не знаю, — ответила она промедлив. — Ты меня осуждаешь?

— Не мне винить тебя за это желание. Я согласен на что угодно, лишь бы твоя игра не заканчивалась, — проговорил он тихо и, наконец, поднял на нее глаза.

Испугавшись откровенности, которая так отчетливо еще никогда во взгляде Влада не проступала, Дея отгородилась от него небрежной репликой:

— Так понравилось?

— Совсем не понравилось, — признался он. — Но это делает нас ближе, а я хочу понять тебя, исследовать, изучить! — с жаром выпалил он. — Раньше я стремился изучить природные явления, понять тайну мироздания, теперь же я хочу познать тебя. Ты мой неразгаданный феномен, Дея.

— Ты воспринимаешь меня как очередной объект научных изысканий? — разочарованно воскликнула Дея.

— Самый важный объект, самый интересный и необъяснимый, самый противоречивый и загадочный, самый желанный, — изрек он, вкладывая в последнее слово тонну нежности.

— И все же, объект исследования, который станет не интересен, как только его изучат.

— Дея, каждый человек — это целая Вселенная, его нельзя изучить до конца.

— Но можно потерять интерес.

— Интерес можно потерять к чему или кому угодно. В человеческих отношениях никто и ни от чего не застрахован. Почему тебя так покоробило то, что я хочу узнать тебя, ведь когда-то и ты хотела того же, помнишь?

— Я просто думала… Нет, не важно, пусть так.

Влад улыбнулся той самой улыбкой, какую она хорошо знала — улыбкой взрослого, который видит, что ребенок хочет скрыть от него очевидное.

— Ты думала, я влюблен в тебя, — проговорил он, продолжая улыбаться. — Что ж, это действительно так, но от этого я не перестаю быть тем, кем всегда являлся. Люди не меняются, Дея. По крайне мере не в одночасье.

— Кем ты не перестаешь быть, чокнутым ученым? — спрашивала она с издевкой, стараясь заглушить дребезжащее сердце.

Ее поразило, как легко он признался ей. Так просто и не затейливо, словно о погоде говорил.

— Тебя я слышал, тоже называют сумасшедшей, — отпарировал он. — Что ж, у нас есть все шансы стать идеальной парой.

— Потрясающая наглость! Сначала он крадет меня, чтобы сделать ключом, потом отправляет в чужой мир, а когда возвращает еще и соблазнить пытается, — бушевала Дея.

— Согласен, даже для меня перебор. Но поделать ничего с собой не могу, поэтому использую весь свой потенциал, и рано или поздно ты сдашься.

— Узнаю прежнего Влада, — ухмыльнулась Дея. — Применишь весь свой талант заправского ловеласа?

— Это вряд ли, — усмехнулся он. — Я совсем не умею соблазнять девиц.

— Шутишь?

— Вовсе нет. Я не совратил ни одной девушки, а те, что мне доставались, соблазнялись какими-то напридуманными ими же образами, которые они старательно на меня напяливали. Как только эти пташки понимали, что я вовсе не принц, превращенный в нелюдимого циника, их словно ветром сдувало. Ты единственная не пыталась подогнать меня под вымышленный идеал, — он неуклюже подполз к ней. — Дея, ты не можешь отрицать того, что уже случилось. Я же помню как все было, когда мы еще не знали кто мы! Ты была просто девушка, я просто Вед с плохой репутацией.

— Да, я слышала, как тебя называли королем порока, — проговорила она, все же опускаясь на кровать подле него. Не потому что ей этого хотелось, а потому что было невыносимо видеть его таким жалким, беспомощно тянущимся к ней. — Почему люди не могут принять тебя, ведь среди них тоже всяких чудаков хватает?

— Думаю потому что я сам не могу их принять. В этом корень всех моих бед, — он не удержался от смеха и тот получился хриплым, ломаным. — Они постоянно пытаются представить меня марионеткой, над которой властны лишь низменные желания, напоминая мне, что добродетель — это стремление воли.

— Так же, как и отказ от нее, — бесцветно проговорила Дея.

Влад благодарно посмотрел на нее, неуверенно продвигая свою высохшую кисть к ее румяной руке.

— Да, чтобы прослыть беспринципным подонкам в мире, где почитают добродетели, надо обладать хоть толикой смелости. Только ты способна признать это.

— Признать не значит принять. Меня не интересует, зачем ты так упорно пытаешься казаться не тем, кем являешься. Больше не интересует, — произнесла Дея, одергивая руку, когда пальцы Влада коснулись ее запястья.

— Что мне сделать, чтобы вернуть тебя? — спросил он, разглядывая свою пустую ладонь.

Дея выдержала холодную паузу, а потом все же ответила.

— Уже ничего. Я больше не люблю тебя, Влад, — проговорила она тихим, сдавленным голосом, вставая с постели.

— Но это же не правда, не правда! — кричал он, путаясь в простынях и пытаясь остановить уходящую Дею. — Человек, которому все равно, не хочет причинить другому боль… — доносилось из-за закрытой двери.

Дея убегала из собственного дома, убегала от того, кого она уже почти ненавидела, потому что он ослабил ее волю до предела, разворошил сердце, выудив запрятанное в самый далекий, запретный угол желание. Влад хотел обокрасть Яна и ее саму — лишить любви. Живой, горячей, безудержной любви, которую дарил ей Ян и не мог дать он.

Дея окликнула Дорену и как была в плаще, накинутом на пеньюар, поскакала в замок. Яна она нашла в башне Сагортов. Он был один, сидел за кипой бумаг, привязывая к лапкам овсянок маленькие беленькие квадратики, исписанные его неровным почерком. Не спрашивая занят ли он, Дея согнала птиц, и прежде чем он успел удивиться, накинулась на него словно голодная львица.

Позже, когда им стало тесно и душно в маленькой башне, где теперь царил страшный беспорядок, они оставили ее. Ян нес румяную и утомленную любовницу на руках, нес в свою спальню, чтобы уже не выпускать из нее до самого заката.

Дея чувствовала, что некая непреодолимая сила уже разъединяет их с Яном, поэтому как могла, оттягивала возвращение домой. Она пыталась насладиться каждой минутой проведенной с ним, вобрать в себя все мельчайшие подробности его образа.

За годы проведенные вместе они основательно срослись, как срастаются два стебля вьюнка, образуя единое витиеватое кружево, а теперь безжалостная рука судьбы раздирала это плетение, рвала, калечила, уничтожала. Ян же, с которым находиться рядом, было так же легко как дышать, даже не подозревал об их участи, беззаботно предаваясь мечтам и строя планы.