Сразу за фонарем они свернули налево. К моргу.

Значит, все-таки Цибуля.

Хоботов почувствовал странное удовлетворение. Он всегда с недоверием относился к этому заносчивому типу.

Собственно, на этом можно было поставить точку и прекратить наблюдение, все и так уже было ясно, но Слон не мог отойти от окна. Хотелось досмотреть до конца спектакль, который он сам задумал и поставил.

Странная парочка приблизилась к моргу. Тощий, в котором наметанный глаз Слона безошибочно признал главного, скользнул в сторону и скрылся в тени. Толстяк остановился в круге света перед самой дверью мертвецкой и нажал кнопку звонка.

Несколько минут ничего не происходило. Наконец железная дверь отворилась, и на порог вышел, позевывая, заспанный небритый санитар в сером ватнике поверх несвежего халата.

О чем-то недовольно спросил — Слон видел, как шевелятся толстые губы.

Толстяк ответил. Начались вялые препирательства.

Вдруг к крыльцу морга метнулась стремительная тень.

Тощий бандит подскочил к санитару сбоку и чем-то ударил его по голове. Тело в ватнике обмякло и рухнуло на крыльцо. Злоумышленники подхватили его, втащили в морг и закрыли за собой дверь.

Им не потребовалось много времени, чтобы убедиться, что в тайнике ничего нет.

Спектакль был окончен. Слон почувствовал странное удовлетворение.

Пожалуй, с самого начала он подозревал, что все так и будет.

Теперь нужно сыграть последний акт.

Он вытащил припрятанный мобильник и набрал хорошо знакомый номер.

— Это ты, Борис? — отозвался Утюг.

— Нет, это не Борис! — отозвался Слон. На этот раз он говорил своим обычным голосом.

— Слон? — удивился Утюг. — Ты где, в больнице?

— Не ори, — оборвал его Хоботов, — и не называй никаких имен. Ты сейчас один?

— Один, один!

— О нашем разговоре никто не должен знать!

— И Цибуля?

— Особенно Цибуля. Сейчас ты ему позвонишь и скажешь, что нужно срочно встретиться. Скажешь, что в морге возникли проблемы и требуется кое-что там сделать.

— В каком морге? — тупил Утюг. — Какие проблемы?

— Неважно! Короче, скажешь, чтобы приехал в морг той больницы, где я лежу. Через час. Он приедет.

— Послушай, Слон…

— Я сказал никаких имен!

— Послушай, мне тут звонил Борис Минский. Та вещь…

— Я знаю, — оборвал авторитет. — Только звонил тебе не Борис, а я.

— То-то я смотрю: тот же номер…

— Борис исчез. Или сбежал, или… Даже думать об этом не хочу!

— Но он передал то, что должен был передать?

— Откуда я знаю! — огрызнулся Слон.

— Так что, значит, насчет трансформаторной будки…

— Значит, болтать меньше надо! Звони Цибуле!

Отключив телефон, Хоботов торопливо переоделся — своя собственная одежда висела у него в шкафу. Прислушался у двери, выскользнул в коридор и тихо двинулся к посту дежурной медсестры.

Девушка дремала, сидя над открытой книгой.

Слон заглянул через плечо — учебник по педиатрии.

В институт готовится.

Стараясь не разбудить медсестру, он протянул руку и взял с полки пузырек эфира.

Теперь он неслышно крался к выходу из мини-госпиталя.

Охранник у двери тоже клевал носом, но, заметив Хоботова, встрепенулся.

— Эй, мужик, ты куда? — спросил он вполголоса, чтобы не разбудить остальных пациентов.

— Сердце, — прохрипел Слон, потирая рукой грудь, и стал медленно заваливаться.

— Так вызвал бы сестру! — Охранник вскочил, шагнул навстречу больному, подхватил его под локоть…

Хоботов резко выдохнул и прижал к лицу охранника обильно смоченный эфиром платок.

Парень закашлялся, взмахнул руками и обмяк.

Слон усадил его на прежнее место, осторожно, стараясь не скрипеть, открыл дверь и выскользнул в коридор.

Там он никого не встретил.

Обойдя приемный покой, где в любое время дня и ночи толпились люди, Хоботов выбрался во двор.

Холодный ночной воздух взбодрил его, выдул остатки дремоты.

Слон быстро пересек двор и подошел к зданию морга.

Дверь покойницкой была только притворена.

Изнутри не доносилось ни звука. Парочка злоумышленников, конечно, убралась восвояси, как только выяснилось, что наводка оказалась фальшивой.

Слон пробрался внутрь.

Здесь, казалось, было еще холоднее, чем на улице. Слабая дежурная лампочка под потолком освещала ряды металлических столов. В этом свете лица мертвецов казались еще более бледными. Но не это удивило Слона, а ужасный беспорядок, так не идущий этому месту: все столы были сдвинуты, с большинства трупов стянуты и брошены на пол белые простыни.

Должно быть, посланцы Холодильника не нашли спрятанную вещь в нужном месте и перерыли здесь все, а напоследок в сердцах еще и специально учинили разгром.

В этом царстве смерти был только один живой человек — санитар, медленно приходивший в себя на кафельном полу. Слабым стоном он давал понять, что еще жив.

Хоботов покосился на санитара, но и не подумал помочь.

Вместо этого он спрятался за массивным шкафом с инструментами и реактивами.

Ждать здесь было холодно, у Слона зуб на зуб не попадал.

Вскоре, однако, входная дверь негромко скрипнула, и в покойницкую вошел рослый плечистый мужчина с густыми, сросшимися на переносице бровями.

Подозрительно оглядевшись, он пнул носком ботинка раненого санитара, обошел его, вернулся к входу и застыл за полуоткрытой дверью.

Еще несколько минут прошло в безмолвном ожидании. Теперь Слон уже не чувствовал холода. Усталости, тяжести прожитых лет, боли в изношенном сердце как не бывало: он пришел в то собранное и напряженное состояние, которое помогало ему справляться с несколькими сильными противниками, выбираться живым из самых серьезных переделок, помогало держать в руках опасных и неуправляемых подручных.

Внимание его обострилось, зрение и слух утроились, силы удесятерились.

Очень скоро он услышал скрип шагов на крыльце.

В полуоткрытую дверь вошел невысокий крепыш лет тридцати, с коротко остриженными светлыми волосами и кривым, неаккуратно зашитым шрамом на щеке.

Этот шрам остался на память о стычке Утюга с казанскими в знаменитом Владимирском централе. Именно после этой стычки Слон заметил молодого бандита и приблизил его к себе.

Утюг остановился в дверях морга, настороженно прислушался и огляделся. Убедившись, что путь свободен, он вытащил из заплечной кобуры тяжелый хромированный пистолет и шагнул вперед.