— Понятно, — произнесла Вера, поднимаясь из кресла. — С вами очень интересно, но я пойду, хочу успеть закончить свое непрофессиональное расследование.

Борис Борисович проводил ее до дверей и перед тем, как расстаться, улыбнулся во весь рот.

— Когда Иноземцев отдавал мне ту коробку виски, он сказал, что не считает себя проигравшим, потому что эта девушка — он имел в виду вас, разумеется, — не только красива, но и умна, а потому его выигрыш — это только вопрос времени. Он даже предложил увеличить ставку, но я отказался.

— И правильно сделали, — согласилась Вера. — Вы бы разорили своего друга.

Судя по всему, ни Волков, ни Хорошавина никому ничего не сказали о том, что случилось ночью. Когда Вера Бережная вошла в ресторанный зал, внутри все было убрано, хотя сдвинутые столы так и остались стоять в одну линию. Актеры сидели по обеим сторонам, а во главе стола председательствовал Гибель Эскадры.

— Повторяю, господа, — говорил Скаудер. — Отдых скоро закончится. Считайте, что его уже нет. Все вчера слышали, что нам объявила уважаемая Элеонора Робертовна? Уже практически принято решение о нашем участии в Шекспировском фестивале. Мы, сидящие здесь, основной костяк труппы. Те, что остались в Москве, не в счет, а про отщепенцев, прельстившихся на дешевые посулы, забудьте. Считайте, что их уже нет с нами, несмотря на былые заслуги некоторых из них. Мы будем готовить к постановке «Двенадцатую ночь, или Что угодно». Если кто-то считает, что пьеса заезженная: было много постановок и экранизаций, то он глубоко ошибается. Все делалось в рамках традиционного театра, в том числе и экранизации. Я весной встречался в Лондоне с Хеленой Бонэм Картер, которая, как вы знаете, в последней экранизации исполняла роли Виолы, Себастьяна и Цезарио, и она призналась мне, что ждала от режиссера большего… Это новаторская пьеса для Шекспира, для всей тогдашней драматургии! Но она современна и сейчас. И сейчас она может быть новаторской, если представить ее публике абсолютно по-новому!

Гилберт Янович обернулся, потому что заметил, что некоторые актеры поглядывают на дверь, и увидел Веру.

— Прошу нам не мешать! — нервно крикнул он и махнул рукой, призывая немедленно выполнить его указание.

— Я к вам и по срочному делу, — объяснила Вера.

— Какое еще дело? — нахмурился он. — Ладно, я закончу сейчас и выйду. А вы, пожалуйста, постойте за дверью: у нас не просто заседание — у нас творческий процесс.

Вера вышла в коридор, но и туда долетал голос Скаудера.

— Тревор Нанн перенес действие в начало двадцатого века, а я распространю его на всю вечность — туда, где нет понятий «вчера, сегодня, завтра», где нет прошлого и будущего, где существует только любовь. Во всех точках пространства и бытия. Все вы наверняка в разное время проходили через постановку этой пьесы… Вот вы, Киреев, соприкасались с ней и не поняли, насколько она гениальна. Кого вы там играли и где?

— В учебном театре, герцога Орсино.

— О чем тогда с вами говорить! Ладно, пару минут отдохните и обдумайте. Никому не расходиться! Что там от меня хотят?

Он вышел с недовольным лицом.

— Говорите, что там у вас? Только быстрее, пожалуйста, я безумно занят.

— Мне надо побеседовать с вами и со Стасом Холмским.

Лицо Скаудера порозовело:

— И слушать не хочу! Вы собираете сплетни, а потом собираетесь о чем-то беседовать! Это что, шантаж? Да вы даже не представляете, на что вы замахнулись…

— Меня не волнуют ваши отношения, — холодно ответила Вера. — Я хотела поговорить с вами совершенно на другую тему. Сегодня ночью убили Элеонору Робертовну.

Гилберт Янович отпрянул к стене, как будто отшатнулся от удара.

— Что вы сказали? — прошептал он. — Убили Элеонору? Этого не может быть!

— Но тем не менее это случилось.

Губы Скаудера задрожали.

— Это ужасно! Что случилось? Почему? Неужели опасность угрожает нам всем?

— Давайте поднимемся в вашу каюту или ко мне и все обсудим.

— Лучше в вашу, — решил Гибель Эскадры. — Какой ужас! Я сейчас предупрежу труппу, чтобы они без меня занялись чем-нибудь… Я должен сообщить им неприятное известие?

— Пока не стоит. Зачем раньше времени людей расстраивать? И возьмите себя в руки, — строго сказала Вера.

— Да, — закивал Скаудер, прижал ладони к лицу. Постоял в такой позе несколько секунд, выдохнул и спросил: — Как вы думаете, на корабле действует маньяк?

— Нет, конечно!

— А это не может быть несчастный случай? — с надеждой посмотрел он на Веру.

— Мы поговорим об этом. Предупредите труппу.

Скаудер зашел в зал, шагнул к столу, но подходить не стал, остановился.

— Коллеги, — громко и отчетливо произнес он, как диктор с экрана телевизора, что совсем не соответствовало тому восторженно-деловому тону, с которым он общался с актерами пару минут назад. — Я должен оставить вас ненадолго. Обдумайте пока то, о чем мы говорили.

На лифте они поднялись в пассажирский отсек третьей палубы и подошли к каюте Веры Бережной. У двери, за которой произошло убийство, сидел на стуле матрос и что-то изучал в своем телефоне.

— А я утром не понял, почему он там сидит, — признался Скаудер, стараясь как можно быстрее проскочить мимо. — Подумал, что Элеонора попросила капитана выставить для нее охрану…

— От кого ее должны были охранять? — спросила Вера. — Разве ей угрожала опасность?

— Не знаю. Я просто предположил.

Он зашел в каюту следом за Верой и, не дожидаясь приглашения, расположился в кресле. Потом вскочил, вспомнив о правилах приличия.

— Прошу меня простить, совсем голова кругом.

— Присаживайтесь, — улыбнулась Вера и села в соседнее кресло.

— Я все-таки остаюсь при своем мнении, что на корабле действует маньяк, и до прибытия в порт могут быть еще жертвы, — заявил Гилберт Янович. — Возможно, даже многочисленные. Я думаю, что следует держаться всем вместе, а еще лучше направить пароход к Таллинну и высадиться там, а потом на поезде прямо в Москву, не заезжая в Петербург. По времени мы немного потеряем, но зато выиграем в своей безопасности.

Он замолчал. Молчала и Вера.

— Если вы говорите, что это не несчастный случай, то надо как-то позаботиться, чтобы этого не произошло больше ни с кем! — воскликнул Скаудер. — А Софьин в курсе?

— Борис Борисович все знает. И паники у него нет. Он тоже считает, что это не маньяк. А все требуемые меры уже приняты, в Санкт-Петербурге в порту нас встретит полиция.

— А что по этому поводу говорит Софьин?

— Говорит, чтобы я продолжала расследование.