— Это да, — признал Скаудер. — Но худруком «Тетриса» мне уже не быть. А это печально.

Он обернулся и посмотрел за окно, сидя, моря было не видно, только небо и бегущие по нему облака.

— Вы даже представить себе не можете, что значит для меня эта потеря! Софьин — гениальный предприниматель, я — гениальный… ну или почти гениальный режиссер. Мы нашли друг друга. У Бориса Борисовича родилась идея раскрутить театр, что практически удалось, а потом создать две труппы. Одна для внутреннего пользования, вторая — гастрольная, для зарабатывания средств. Составы, конечно, будут варьироваться, потому что каждому актеру захочется побывать за границей. Там ведь совсем другие доходы и ставки. Представляете, постоянно гастролирующая труппа театра, который известен всему миру? Какие это сборы и какие это доходы! Сейчас люди, которые с Кудрявцевой с ее самодеятельностью, рассчитывают привезти по восемь-девять тысяч евро… А что может принести грамотно организованный театральный тур — несопоставимо больше!

Гилберт Янович замолчал, оторвал взгляд от окна, вздохнул и спросил:

— Мне сейчас писать признание?

— Зачем спешить? Можете возвращаться к труппе, а когда освободитесь, напишите, главное, не забудьте указать, как Герберова, используя рычаги административного давления, вымогала у вас деньги. Как, когда и сколько.

Он поднялся.

— И это все?

— Все, если вы не убивали Элеонору Робертовну.

— Как вы могли подумать? — возмутился Скаудер, всплеснув руками.

— Вы видели, куда упал нож Козленкова? — как ни в чем не бывало спросила Вера. — Может быть, заметили, кто его поднял?

— Не видел, — ответил Гилберт Янович. — То есть видел, что он подкатился к моим ногам. Но я отпихнул его. А когда и кто забирал нож, не видел. Мне кажется, его кто-то на стол положил. Мне можно идти?

Вера кивнула.

— Да, конечно. Только не забудьте Станислава Холмского отправить. Я жду его здесь.

Гилберт Янович вздохнул и вышел из каюты.

«Такие люди не убивают, — размышляла Вера. — По крайней мере хладнокровно и расчетливо. Лезвие широкое, и, чтобы вонзить его так глубоко в грудь через ребра, надо обладать достаточной силой, а значит, бил все-таки мужчина. Удар ножом был нанесен сильной рукой. Лезвие вошло в тело по самую рукоятку, а длина лезвия не менее пятнадцати сантиметров, может быть, даже больше. Женщина так не могла бы ударить».

Она ждала Холмского, но тот не спешил. Скорее всего, Скаудер закончил творческий процесс со всей труппой и теперь инструктирует Станислава, как себя держать и что говорить. Хотя разговор с ним вряд ли что-то даст. Пока подозреваемым номер один для Веры оставался Артем Киреев, с которым еще предстояло беседовать и попытаться поймать на чем-то.

В ресторанном зале остались лишь четверо: Алексей Дмитриевич Козленков, Артем Киреев и супруги Иртеньевы. При появлении Веры Бережной Киреев что-то быстро спрятал под стол. Вера подошла к компании, опустилась рядом на свободный стул.

— Добрый день, господа.

Никто ей не ответил.

— А зачем бутылку под стол спрятали? — обратилась Вера к Артему. — Вы же не школьники.

Ответом опять было молчание, а потом Козленков осуждающе произнес:

— Нехорошо, уважаемая госпожа, вот так вот без мыла в душу! Мы вас как свою, как родную, можно сказать, приняли, а вы что-то тут вынюхивать собираетесь.

— Насколько я поняла, Гилберт Янович рассказал вам, что произошло? — поинтересовалась Вера. — Поэтому все вопросы ко мне. Или вы доверяете ему больше?

Артисты переглянулись, и Киреев достал из-под стола пластиковую бутылку.

— Вчера через старый город на корабль спешил, — начал объяснять он. — Гляжу — щель какая-то. Заглянул, а там пивнушка маленькая — типа нашей забегаловки — и пиво в розлив. Народу — никого, восемь вечера, по их законам пивные закрываются. Еле упросил налить мне бутылочку. Пиво называется «Король Людвиг», оно типа немецкого, как меня уверяли. Хотите попробовать, Вера Николаевна?

— Не пью пива совсем.

— И это правильно, — согласился Козленков. — Нам больше достанется — тут всего-то полтора литра.

— Сережа не будет, — предупредила Алиса Иртеньева.

— Тем более, — твердо произнес Козленков и, покосившись на Веру, добавил: — Не надо ничего вынюхивать, мы сами, когда захотим, все расскажем.

— А я разве приставала к кому-то с вопросами?

Все переглянулись, а Вера продолжила:

— С Гибелью Эскадры у меня был разговор совсем на иную тему. По поводу того, куда пропадают деньги, как растворяются гранты и почему некоторым артистам приходится мыкаться по съемным квартирам, хотя гранты могут расходоваться и на улучшение жилищных условий особо нуждающихся работников театра.

— Это правда? — не поверила Алиса, переглянувшись с мужем.

— Конечно, Скаудер это знает, только почему-то вам об этом ничего не сказал?

— Ясно почему, — вздохнула Иртеньева. — Нам он сообщил, что вы следователь и очень жестко допрашиваете, наезжаете, угрожаете, запугиваете, требуете признаний.

— От вас я ничего не собираюсь требовать. Вы сразу предупредили, что сами скажете, когда захотите, — улыбнулась Вера.

— Ладно, — примиряюще произнес Козленков, опуская руку под стол. — Тут винцо имеется.

Он вытащил бутылку и поставил ее на стол.

— Мы даже открыть ее не успели.

— Откуда у вас эта бутылка? — спросила Вера.

— Я принес, — ответил Алексей Дмитриевич.

— Вот я и спрашиваю, откуда вы ее принесли?

— Где взял, там уже нет, — усмехнулся Козленков. — Это — бордо, милая дама, не просто бордо, а «Шато петрюс» девяносто первого года. Хотите с нами выпить, так не спрашивайте откуда.

— Хорошо, проехали, — проговорила Вера. — А где ваш охотничий нож, Алексей Дмитриевич? Тот, который вы во время замечательно сыгранного розыгрыша в сторону бросили?

— Я бросил, я и поднял, — спокойно ответил Козленков. — Вещь, между прочим, денег стоит, хотя и китайская. Пятьдесят евро заплатил тем не менее.

— Куда вы его дели?

— Поднял и на стол положил. А потом ушел и забыл.

— Вы уходили одним из последних, после вас только я и Волков оставались здесь.

— Может, Федя взял или кто-то еще раньше, — отмахнулся Козленков. — А почему вас это так интересует?

Алиса Иртеньева, очевидно, поняла и ахнула:

— Так выходит, что этим ножом зарезали Герберову?!

— Не знаю, — покачала головой Вера. — Может, этим, а может, очень похожим.