– Но…

И, мысленно вздохнув при виде растерянного выражения лица мужчины, на которого работала столько времени, Лайза развернулась и заспешила прочь по коридору.

На выход. Насовсем. У нее много дел.

У нее недостаточно длинные ресницы, тонкая талия и высокие каблуки! Нарастить, завить, затянуть, удлинить – не важно, в каком порядке! Ей нужен фен (парикмахерская?), лак, новая блузка… Туфли, косметика и успокоительное. Ей нужен огнетушитель для мозгов!

Голова не просто дымилась – полыхала и бесновалась проснувшимся вулканом.

Купить чулки, помыть голову… платье… какое надеть платье? И кто сказал, что она вообще должна быть в платье?

Момент Х – восемь вечера. Сейчас только начало одиннадцатого. И кто бы думал, что этот тусклый по настроению день вдруг станет таким ярким?

«Ну-ну, еще не вечер», – ехидно вставил внутренний голос.

Нет, понятное дело, что вечером все снова может пойти наперекосяк, но ведь еще не пошло? А если не пошло, то еще есть шанс?

Заваливаясь в салон «Миража», Лайза улыбалась так широко, что поначалу испугалась собственного веселого, но совершенно дикого отражения в зеркале – это кто там такой счастливый? Кто такой радостный?

Да-да, это она – Лайза, которая этим вечером снова познакомится не с каким-то там придурком – с Маком, самим Маком Аллертоном! Хо-хо! Ее Маком!

Невероятно, но от этой мысли ее счастливая улыбка стала еще шире; на всю парковку загрохотал заведенный мотор.

Спустя десять минут за окнами по третьему разу проплыл один и тот же проспект – кажется, она ездила по кругу. И все потому, что Лайза никак не могла решить: ей нужна одна новая блузка или три, чтобы из них выбрать? Нет, лучше одна, иначе она не определится с выбором до завтра. Но что, если она купит не ту?

Черт, она думает о блузке, как о лотерейном билете: выберешь правильную – Мак откликнется; неправильную – не посмотрит. Тьфу! Если уж он и посмотрит, то не на блузку, а на саму Лайзу, ведь так? Но три блузки лучше, чем одна?

А-а-а-а!!!

А парикмахерская должна быть до блузки или после? Если до, то прическа может рассыпаться, пока она будет ходить по магазинам, а если после, то стилистам может не хватить времени, и тогда Лайза пойдет к Элли «простоволосая».

Ужас, ужас, ужас!

«Ужас – это то, что сегодня ты ушла с работы. Подумай лучше об этом», – посоветовал менторским тоном внутренний голос, но Лайза лишь скривилась – об этом она подумает позже, завтра. А сегодня исключительный, великий день, наивеличайший! Сегодня она должна стать самой красивой женщиной на свете – изнутри, снаружи, везде! Самой прекрасной, сногсшибательной и великолепной Лайзой Дайкин из всех возможных Лайз. Чтобы именно такой ее и увидел Мак.

Она ведь не запала на это платье, нет?

Судя по тому, что последние несколько минут она не могла отлепить себя от расположенного в центре торгового центра стеклянного бокса – липла к нему как медуза, обвивалась прозрачной желейной массой и практически облизала высунутым языком стекло, – запала. Иначе бы она не закапала мысленной слюной мраморный пол, иначе бы смогла собрать в голове фразу более вразумительную, нежели имбецильное «Э-э-э-м-м-м… А-а-а-м-м-м-хм… У-м-м-э-э-э-х-м-м…»

Ее, кажется, не пугал даже ценник в триста девятнадцать долларов.

«У тебя на счету всего две тысячи!»

«И прекрасно, – ласково промурчала Лайза, – как раз хватит на новую сумочку, туфли и прическу».

«Но ведь у тебя есть в шкафу туфли и сумочка!»

«Но ни одна из них не подойдет к этому платью».

Глас рассудка молчал: не то принял яду, не то преждевременно удалился на покой и окончательно на сегодня снял с себя полномочия наставника бестолкового, не поддающегося вразумлению безмозглого шопоголика.

И правильно. Нечего ей голову морочить совестливыми завываниями, когда на кону не просто какие-то несколько часов, проведенные в какой-то компании, – на кону ее личное счастье, можно сказать, многолетнее. Разве триста девятнадцать долларов – высокая за него цена?

Спустя минуту, кое-как отлепившись от бокса, Лайза уже счастливо и почти бессвязно мычала у кассы:

– Ага, вон то… Оно мое! Мое хорошенькое!

– Вы его покупаете? – раздраженно уточнила продавщица.

– Однозначно!

И Лайза, светясь от счастья, побежала следом за звенящей ключами ассистенткой к заветному прозрачному витрине-кубу.

Поиск сумочки и туфель: 2 часа (минус триста десять долларов и двадцать пять центов).

Сооружение вечерней прически в салоне: 2,5 часа (минус семьдесят девять долларов).

Профессиональный макияж: 1 час 5 минут (минус пятьдесят пять долларов).

Итого:

На часах без двадцати пять. Остаток на счету: одна тысяча двести тридцать семь долларов.

Кафе; в одной руке вилка, в другой нож, на столе – шкворчащая на маленькой сковородке курица с овощами: она должна поесть. Должна, несмотря на то что еда встает комом сначала в горле, затем в желудке; должна, потому что не ела с самого утра и потому что не хочет к восьми вечера грохнуться в голодный обморок у ворот особняка Рена.

Жареные блестящие от масла помидоры и перец укоризненно смотрели с блюда, остывая. Наблюдая за тем, как посетительница силится, но все никак не может начать полдничать, к столу приблизилась молоденькая официантка, растерянно потопталась рядом:

– Все хорошо с блюдом, мисс? Вам оно не нравится?

– Нравится, – вымученно улыбнулась Лайза. – Просто оно пока слишком горячее.

– А-а-а. Дайте знать, если я могу вам чем-то помочь.

– Конечно.

Официантка тактично удалилась.

Тем временем Лайза, упершись невидящим взглядом в корзинку со свежим хлебом, уже думала о другом – о том же, о чем она думала до прихода официантки: а что, если Мак придет на вечеринку не один?

Нет, нет, не может такого быть.

А если может?

«Решай проблемы по мере их поступления. Сначала поешь».

Совет был дельным. Застывшая в руке вилка наконец двинулась по направлению к сковородке – мягкий бок куриного мяса проткнули четыре зазубренных зубца, поднесли его ко рту.

Нельзя накручивать себя перед встречей. Это все страх – он всегда отыщет двести тысяч вариантов, как тебя напугать. Ни к чему.

Половина шестого; до встречи осталось два с лишним часа – нельзя нервничать все это время.

Но как же иначе? Когда-то все было куда проще: он догонял, она убегала, – тогда она волновалась за свою жизнь, паниковала, сможет ли сохранить ее, а теперь сидит и переживает о том, что, даже если ей повезет и Мак все-таки придет один, он может вообще не посмотреть в ее сторону.