«Мама, Зельда, Ника и Гортензия на даче». На фото три маленькие девочки сидят в гамаке около красивой молодой женщины. Она худенькая, с копной вьющихся роскошных волос. На другом снимке та же компания на веранде. На столе торт, самовар. И подпись: «День рождения Зели».

Я аккуратно перелистывала страницы. Дети подрастали, мать долго оставалась красивой. Даже на последних снимках, где Авдотья уже совсем пожилая, она хорошо одета и волосы у нее темные, без седины.

– С деньгами у них был порядок, – отметила Ада, – посмотри, какие у Локтевой серьги, кольца.

– Может, это бижутерия? – предположил Никита.

– Это сейчас в моде цацки, которые из разбитых бутылок клепают, – поморщилась Дюдюня, – настоящие камни всегда были, есть и будут дорогими. Но поскольку бабам хочется богато-красиво выглядеть, то плодятся «бриллианты» из стекляшек в оправе из самоварного золота.

Ада Марковна показала на один снимок.

– Внимание! Дата! В те времена обеспеченная женщина скорее с «голыми» ушами вышла бы, чем вдела в них дешевку. Бижутерией торговали в киосках «Печать», барахло покупали школьницы. Обратите внимание на дизайн серег, броши и кольца Локтевой. В моде тогда были комплекты, все подбиралось в тон, а цвет сумки должен был совпадать с тоном обуви. Губная помада и лак на ногтях тоже одного оттенка. Одни подвески – бедненько. Кольцо к ним – хорошо. Брошь в придачу – прекрасно. Ожерелье на шее говорило о богатстве дамы. Дизайн того, что у Авдотьи, именуется «малинка», много бриллиантов горкой. Такое приобреталось на черный день. Наши мамы-бабушки пережили большевистский переворот семнадцатого года, последующую Гражданскую войну, голод, Вторую мировую. Они хорошо знали: когда с неба падают бомбы, деньги превращаются в ничто. Если только это не золотые царские червонцы. При любых переворотах, войнах в цене возрастают дорогие ювелирные украшения, лекарства, предметы искусства. В стране беда? И находится ушлый человечек, который тебе за картину Айвазовского даст препарат для больного ребенка, пару буханок хлеба, банку сгущенки. И это знание мамы-бабушки передали дочерям и внучкам. Что можно выменять в случае бегства от оккупантов на модное сегодня колье из осколков разбитого стакана? Ничего! Что можно выменять на ожерелье из настоящих бриллиантов? Место в поезде или на корабле, который увезет тебя подальше от кошмара войны и революции. Почему некоторые дворяне, убегая от большевиков, смогли в Одессе сесть на корабли и уплыть из страны? Женщины шили пояса, прятали туда свои драгоценности, они и послужили пропуском на борт. Носите бижутерию на здоровье, но помните – цена ей в трудный момент копейка.

– Значит, все цацки на Локтевой настоящие, – пробормотал Никита.

– И на столе настоящий сервиз от Кузнецова, – показывая на очередной снимок, добавила Дюдюня, – даже сейчас нет-нет да и попадутся у антикваров аутентичные чашки-тарелки этого производителя. Найти целый сервиз очень сложно. А у Авдотьи набор – блюдо, сахарница, молочник, кофейник. Столовые приборы плохо видно, но что-то мне подсказывает: они родня лопатке для торта и ножу, которым его нарезали, похоже, это настоящий Фаберже. Не проста была Авдотья Филипповна, совсем не проста. Кто она, Дима?

– На запрос по этим данным выпадает только вдова портретиста Локтева Вениамина Мартыновича, – отозвался Коробков, – муж намного старше жены, он умер, оставив ее с дочкой Гортензией. Вдова работала в институте, который готовил сотрудников консульств, посольств, преподавала этикет. Обучала дипломатов, как пользоваться множеством ложек-вилок-ножей, что у тарелок кладут, объясняла, как себя вести.

– Наверное, неплохо зарабатывала, – предположил Никита, – и от мужа много чего досталось.

– Странная надпись, – удивилась я.

– Где? – осведомился Никита.

Я показала на альбом.

– Осталось пару страниц просмотреть, на одной признание в любви к Авдотье! Далее такой текст: «Любимая мамочка! В самый большой праздник, в твой день рождения, сделав этот альбом, мы просим тебя посмотреть последние снимки. Очень хотим, чтобы все мы снова оказались вместе. На фотографиях, которые ты уже видела, запечатлены только мы: Горти, Зели, Ника. Мы с трудом нашли эти фото, потому что до определенного времени нас было всегда четверо. Да, Тата поступила глупо, но мы уверены, что она горько сожалеет о своем проступке. Прости ее, пожалуйста. Пусть в день твоего юбилея Тата окажется с нами. Гортензия и Зельда».

Я перевернула страницу.

– Какая девушка! – ахнула Ада. – Красавица. Глаз не оторвать. Одета прекрасно. Судя по браслету и кольцу, она не бедствует. Кто это?

– Под снимком одно слово – «Наташа», – вздохнула я. – Димон, можешь найти ее?

– Попробую, – без особого энтузиазма отозвался Коробков, – задача непростая. Имя распространенное. Эсмеральду без отчества и фамилии я отыщу. А Наташу… Их много. Можно сделать поиск этого фото в соцсетях, вдруг у кого обнаружится. Но я сомневаюсь в успехе. Снимок не современный. И еще закавыка. Она НаталИя или НаталЬя. Это разные имена. И кем она приходится Локтевой?

– У Авдотьи могли быть сестры, – оживилась я, – девочка ее племянница.

– Нет, – возразил Димон, – Локтева Авдотья Филипповна воспитанница детского дома. Это все, что известно о ее происхождении. Похоронена она в…

Коробков крякнул.

– Что еще? Говори, – поторопил его Никита.

– На кладбище в Агафине, которое ныне закрыто для погребений для всех, кроме тех, чьи родственники там лежат, – завел Димон. – И там же Олеся Николаева собирается захоронить урну с прахом Вероники Матвеевны Фоминой.

Повисло молчание. Я взяла телефон и, как обычно, включила громкую связь.

– Мирон Львович, Татьяна Сергеева беспокоит.

– Слушаю вас, – ответил наш клиент.

– Вы уже похоронили мать?

– Да. Почему вы спрашиваете?

– Вспомнила, что у нас есть знакомый в ритуальных услугах, – соврала я, – можно его попросить помочь.

– Спасибо. Мама говорила, что хочет лежать на маленьком погосте, он хоть и мемориальный, но не является объектом интереса туристов. Не представляю, каково это, иметь могилы на Новодевичьем или Ваганьковском. Толпы народа с фотоаппаратами. Крики: «Вася, глянь, тут Высоцкий». Ни посидеть у родного человека, ни поплакать, ни поговорить с ним. А в Агафине тишина. Мы туда пару раз ездили с мамой, у нее там уютная могила, если так можно выразиться о месте вечного упокоения. Мама иногда говорила: «Вот умру, похороните меня в Агафине». Я выполнил ее волю, поместил урну в могилу.

– Не помните к кому? – спросила я.

– Сейчас, минуточку, посмотрю. Локтева Авдотья Филипповна. Меня сопровождала экскурсовод. Она, похоже, биографию каждого там похороненного знает.

– Почему Нину Сергеевну называли Зельдой? – спросила я.

– Она никогда не говорила об этом, а я не интересовался. Зельда и Зельда. Вроде мама так представилась, когда с папой познакомилась.