— Мне все равно как ее зовут.

— А мне нет, — лорд Ракон тоже вперил взгляд в смущенно улыбающуюся девушку. — Что значит, нет такого имени?

— Это официальное, можно даже сказать безликое обращение к женщине, — Аравай-аба был терпелив в объяснении. Его явно потешала создавшаяся ситуация. — Все равно, что я буду обращаться к тебе не по имени, а просто лорд.

— Та-а-ак, — протянул Фольк, — а что значит Иванова? Надеюсь, это хоть имя?

— Имя, — Вася решилась сама ответить, — только не мое, а того мальчика, что выставил на аукционе лот № 7.

— Я окончательно запутался, — Фольк развел руками и беспомощно посмотрел на эльфа. — Так кого же я купил? Не нимфа, звать неизвестно как. Кто ты, девочка?

Эльфийский принц не растерялся, поднес к носу Фолька три пальца.

— Даю три тысячи и проценты за неизвестно кого.

— Опять ты о своем! — сокрушенно выдохнул лорд Ракон.

Быть проданной эльфу — это не то, о чем мечтала Вася. Ей две тысячи казались огромной суммой, а поди-ка собери три! Поэтому, чтобы ставки еще больше не поползли вверх, она поспешила раскрыть себя.

— Меня зовут Василиса…

— Довольно! — выставил вперед ладонь лорд Ракон. Не ожидая такого выпада, Вася в страхе отшатнулась. — То, что ты не нимфа, мы уже выяснили. Зачем снова вводить нас в заблуждение?

— Но меня на самом деле зовут Василиса. Василиса Сидорова, студентка четвертого курса экономического университета. Мне двадцать один год, не замужем…

— Девственница? — деловито уточнил эльф, но в его сторону полетел такой пронзительный взгляд Фолька, что Индис невольно сделал шаг назад.

— Вот и славно! — гоблин театрально раскинул руки, точно собирался обнять всех троих. — Все прекрасно разрешилось. Насколько я наслышан, Василиса Сидорова определена в помощницы экономки?

— От кого наслышан? — лорд Ракон подозрительно сощурил глаза. Васе показалось, еще мгновение и он гавкнет будто сторожевой пес, на хозяйство которого покусились.

— Я всегда очень внимательно слушаю, о чем говорят слуги, — Аравай-аба вернул герцогу миролюбивый взгляд. — А потому поздравляю тебя, милый друг, ты приобрел весьма ценный кадр. Земляне отличаются умом и сообразительностью.

Фольк выдохнул. Он и сам не понимал, из-за чего вдруг взбеленился и едва не покусал Индиса и гоблинского принца. Или эта землянка так на него действует?

— Можешь сегодня больше не работать, — сказал он ей и показал знаком друзьям, что они могут вернуться к столу.

Нэн Хосефина тенью шмыгнула к лестнице. Ее, наверное, уже обыскались.

Герцог пошел следом за принцами, когда услышал обращение к нему.

— Ваша Светлость!

Он обернулся, вопросительно задрав бровь. Василиса стояла. Платье плотно облегало женственную фигуру, белый воротник освежал чистое, без единого пятна лицо, густые волосы рассыпались по плечам.

Его рот открылся сам по себе.

— Можно я останусь в библиотеке? Я бы хотела почитать книги о вашем мире. Раз уж мне предстоит здесь жить.

— Да, можешь взять очки для чтения, — он подбородком указал на огромный письменный стол.

— Спасибо, но у меня хорошее зрение.

— Ты полиглот? Знаешь все тридцать четыре языка, на которых написаны книги о наших мирах?

— Нет, но… — Василиса впервые задумалась о том, как ей удается понимать иномирцев и говорить с ними. Иван спокойно общался с ней, и она отвечала, потом постоялый двор и Торги, где все говорили на одном языке. — А на каком языке я говорю?

Милорд усмехнулся.

— На межнациональном. Он называется фрукоко.

— Но откуда я его знаю? — девушка сморщила лоб. Ей казалось, что у нее сейчас взорвется мозг. Ой, а может она потерянная дочь какого-нибудь местного короля? Не гнома точно… А вдруг Индис ей брат? Он такой же светловолосый. Ну и что, что у него уши заостренные, а у нее нет, она же, наверное, полукровка.

«Нет, нет! Это на уровне индийского кино. Боливуд плачет!»

— Ты как сюда попала? — Фольк устал сворачивать шею. Развернулся и, сложив руки на груди, оперся плечом о дверной косяк.

— Через пруд для нимф, — увидев, как складка недовольства пролегла между бровями милорда, поспешила объясниться. — Правда-правда! Я в своем мире гуляла вдоль ручья, плела венок, а когда увидела пруд с кувшинками, решила и такой цветок сорвать. Дернула и… — Василиса сглотнула — воспоминания были так живы! — Дернула и оказалась перед Иваном, который выстрелил в меня.

— Ну, это все объясняет.

— Я говорю на фрукоко потому, что Иван стрелял в меня из лука? От стресса что ли?

— Нет. Это особенность воды в пруду. Я навел справки о нимфах. Сегодня специально зашел в «Поцелуй русалки».

— В бордель?!

— А что тебя удивляет? Я холостяк и далеко не девственник.

— Простите. Так что вам рассказали о воде? Она волшебная?

Фольк не стал мучить, хотя ему нравилось, как Гражданка смущается. Румянец полыхал на пол-лица. Он ей шел гораздо больше, чем синяк.

«А ты злой, Фольк».

— В ней есть магия, позволяющая нимфам с полуслова понимать Иванов и адаптироваться в чужом мире. Наверняка и ты ее хлебнула?

Василиса задумчиво кивнула, и лорд Ракон вновь ею залюбовался.

— Ваше Светлейшество, тебя ждут, — у двери вырос Индис. Он быстро оценил обстановку: и досаду, мелькнувшую при его появлении в глазах герцога, и растерянность похорошевшей после магии гоблина Гражданки. Но он все равно будет ее называть Ги. Это сокращенное имя ей больше подходит. — Невесты заскучали.

Фольк скрипнул зубами.

Званый обед завершился скомканно. Герцог думал о чем-то своем и на нападки матери, как и на попытки вовлечь в разговор с гостьями, не реагировал. Лишь удостоил вниманием мопса, который по неосторожности разместил свою толстую задницу на его ноге. Собака скользила на той же заднице под столом с одного конца до другого со скоростью подхваченного ветром осеннего листа.

Основной удар после визга испуганной собаки и ее хозяйки взяли на себя принцы гоблинский и эльфийский и шутками хоть как-то разрядили обстановку.

Герцог спешил в свои покои, когда его догнала леди Драгон и вцепилась в предплечье, заставив остановиться и развернуться к ней.

— Это просто оскорбительно, сын мой! Я не понимаю, почему ты вдруг занялся служанкой вместо того чтобы уделить внимание достойным девушкам. Достойным королевской руки, между прочим, — она поджимала губы и злилась, но стену отчуждения разбить не могла. У Фолька просто не было желания ввязываться в долгий разговор, где они сыпали бы взаимными упреками и разошлись если не врагами, то непримиримыми противниками, которые назавтра вновь схлестнутся в словесной битве.