за горизонт, как черное небо, полное белых звездочек. Смотришь – и не видно ни конца ни края.

– Все же нравится мне моя профессия. Едешь такой едешь, и дорога успокаивает. Вы бы знали. Когда уезжаешь из дома, хочется обратно, а когда дома, хочется снова в путь-дорогу. Вот так парадокс! Только я уже в разводе и три месяца сына не видел. Сердце кровью обливается, когда смотрю эти видео с сыном, что мне бывшая жена присылает.

И немного помолчав, добавил:

– Вы, наверное, спать давно хотите. Утро уже на дворе. Замучил совсем я вас своими разговорами.

– Да нет же, нам очень интересно, что вы рассказываете.

– Ну, вы все равно ложитесь.

И мы легли. На свою голову. А проснулись от того, что Миша резко дал по тормозам, и мы с Максимом чудом не вылетели с нижнего спальника.

– Что случилось?

– Заснул, пока ехал. Надо бы вздремнуть все же. Я чуть в тот КАМАЗ сейчас не въехал.

Миша припарковался на обочине и залез на верхний спальник. Мы вышли на улицу, чтобы не мешать нашему водителю спать. Однако это оказалось не самой лучшей идеей. Как только мы вышли из машины, нас окружили громко жужжащие огромные насекомые, которые садились на нас и больно кусали. Так вот они какие оказались, эти большие комары, о которых говорил Ваня в Красноярске. Мы быстро и бесшумно, насколько могли, вернулись в машину. Максим поймал двух залетевших оводов и, безжалостно оторвав им крылышки, выкинул в окно.

– Фу, какой ты! – улыбаясь, прошептала я.

Примерно через полчаса проснулся Миша и снова сел за руль.

– Вроде немного полегчало, – лишь сказал он, протирая глаза. – Надо только в шиномонтажку заскочить, я, пока ехал, колесо пробил.

На шиномонтажке кто‑то громко сказал в рацию:

– Негабарит, выходи! Сейчас все перекрою, не выедешь!

Казалось, это было адресовано нам, впрочем, Миша никак не отреагировал. Мы припарковались и спрыгнули на пыльную дорогу. Максим пошел в кафе, Миша – разбираться с колесом, а я села на скамейку. Живот крутило, и я обвила его руками. Наверное, что‑то не то съела. Светило яркое полуденное солнце, а на небе не было ни единого облачка. Я чувствовала себя как в пустыне. Казалось, в округе, кроме этого кафе и крохотной шиномонтажки, ничего нет. Максим вышел из кафе с бутылкой пива и сел рядом со мной.

– Будешь пиво?

– Нет, – и через мгновение передумала, – хотя давай.

Я сделала глоток. Оно было таким же противным, как и все пиво, которое я когда‑либо пробовала. Во рту так и остался этот горький привкус.

– Я думала, ты есть пошел.

– А ты чего не пошла?

Мы зашли в кафе и заказали по тарелке солянки. Живот немного поутих, и я выпила еще горячего чаю с хлебом. И это мне напомнило детство. Когда мы дрались за корочку хлеба или катали из него шарики и кидали в суп. Еще в школе некоторые из‑за нехватки денег на обеды, таскали ломтики хлеба и ели их на уроке. Эх, были времена.

Я умылась перед выходом из кафе и вышла за Максимом на улицу. Миша уже почти закончил и набирал воду в ведра. Для каких целей – непонятно. Я села обратно в машину, а Максима позвал водитель. Достав телефон, я заметила, что интернет у меня кончился, и я в ближайшие дни не смогу им пользоваться. Разочарованная, я плюхнулась на спальник водителя и закрыла глаза. Сколько еще нам предстоит проехать? Весь намотанный километраж уже сливался в одну большую цифру и не давал никакой надежды на окончание пути. Ничего, уже завтра мы доедем до Хабаровска, а там и до Владивостока рукой подать. Когда я думала об этом, вернулись Максим с Мишей.

– Хорошо‑то теперь как стало! Я вот помылся только что. Макс помог. А ты не хочешь помыться?

– Нет, мы в Улан-Удэ мылись, спасибо.

– Ну, как знаешь. Вон, в моем кузове места для мытья достаточно.

И тут у Миши зазвонил телефон.

– Что ты такой тупой! – ответил он на звонок.

И спустя пару секунд:

– А, это я тупой.

Я залилась смехом.

– Хватит ржать над ущербными людьми, – сказал, улыбаясь, Миша.

Он развернулся и выехал на дорогу. Мы снова двигались по бесконечной серой полоске с белой разделительной линией, которая, будто насмехаясь над нами, уходила еще дальше за горизонт. Наша жизнь – сплошная дорога. С кем‑то проходишь длинный участок своего пути, с кем‑то – короткий. Жизнь – это отрезок пути на пересеченной местности. И счастье в мире определяется не количеством дистанционных столбов, показывающих пройденные километры, а качеством прожитых лет: сколько радости ты получил, прожив все эти годы. Порой, понимая, что жизнь клонится к закату, люди начинают сожалеть о неисполненных мечтах и желаниях. Осознают только на пороге смерти, что проиграли свою жизнь, так и не почувствовав истинного счастья. С такими мыслями я и заснула, погрузившись опять в мир грез, где снова шла по безлюдным тропинкам к недостижимому Владивостоку.

– Так я и говорю, что вроде сплю, а вроде и бодрствую. Все такое реальное. Ты едешь, видишь машины, кого‑то обгоняешь, а потом вдруг понимаешь, что на самом деле спишь. Так вот я и въехал тогда, помнишь? – рассказывал Миша.

– Помню.

– Такие сны реальные, ты даже не представляешь! Не понимаешь, где сон, а где реальность. Поэтому нужно спать, а я не могу. Уже вечером должен быть под Биробиджаном. Жаль, что не смогу вас довезти.

– Ничего страшного. Так ты в кафе нас оставишь?

– Да, Макс. Это проверенное кафе, я там был, и не раз. Лучше вы в кафе переночуете, чем непонятно где на трассе.

Кафе носило название «Раздольное», и подъехали мы к нему только поздно вечером, когда уже стемнело и лишь одинокие фонари освещали местность. Миша показал нам клетку с медведем, на которой крупными буквами было написано «Медведя алкогольными напитками не поить». Мы, посмеявшись, зашли в кафе, заказали по кружке чая и сели за стол. Нам некуда было торопиться. В этом кафе нам предстояло сидеть всю ночь и дожидаться рассвета. Однако наш дальнобойщик сильно торопился и, едва допив свой чай, встал из‑за стола. Миша пожелал нам удачи и вышел. Ему надо было ехать дальше, чтобы вовремя успеть. А мы остались одни в обществе трех полупустых кружек с чаем. «Даже не поел, бедный Миша», – подумала я и от скуки стала смотреть по сторонам. Кафе имитировало деревянную избу и было полностью обклеено деньгами со всех концов света с пожеланиями на самых разных языках. Я подошла поближе и прочитала на одной из купюр фразу «Привет из Батуми», написанную ровными печатными буквами. Столы, стоящие вдоль стен, были разной высоты, а стулья и вовсе походили на королевские троны с высокими разноцветными спинками. Совсем рядом у кассы стояла большая фигурка лягушки, а вокруг нее блестели монетки. Когда я вернулась за столик, Максим уже болтал с дальнобойщиками и рассказывал про наш долгий путь.

Когда они ушли, Максим сел рядом со мной и грустно сказал:

– Они едут в Омск. Если было б по пути, то они б нас взяли.

Позже Максим заказал себе борщ и жареную картошку с мясом. Я есть отказалась и прилегла на стол, головой на руки. Меня часто спрашивали в интернете, не устала ли я от путешествия? Ведь мне приходится таскать тяжелый рюкзак, иногда почти не спать и бесконечно общаться с новыми людьми, часто рассказывая одни и те же истории. И я отвечу: нет, не устала. Ни капельки. Наоборот, хочется еще больше. Больше увидеть, больше узнать. Путешествовать – это здорово. Не знаю, как от путешествия можно устать при таком маленьком сроке в пути. Мне приносит большое удовольствие терпеть все лишения путешествия. Это как минимум интересно – проверять себя на прочность. И я бы ни за что не променяла путешествия на дом. Пусть весь мир станет моим домом!

Хабаровск

«Если ты ошибся, пусть даже серьезно, у тебя всегда есть второй шанс. Неудача – это не когда ты упал.

Неудача – когда ты упал и не встаешь на ноги».

Мэри Пикфорд

Часов в пять утра мы выползли из кафе сонные и уставшие. Машин не было, равно как и людей. И мы стояли на дороге, глядя сквозь туманную дымку. За полчаса проехало лишь три машины, и никто не остановился. Нам осталось ехать всего‑то двести километров, и наш бесконечный маршрут будет почти завершен.

Наконец остановилась фура. К нашему счастью, водитель оказался не сильно разговорчивым и большую часть пути мы молчали и засыпали, глядя в окно. Дальнобойщик высадил нас примерно за три километра от вписки, которую нашел Максим. Было почти десять утра, и мы шли, уставшие, по медленно просыпающемуся городу. Там, где мы проходили, людей почти не было видно. Столбик термометра показывал тридцать два градуса, а я по‑прежнему была в куртке, которую