– Можно посмотреть твою лапку?

Мопсишка застонала.

– Как ее зовут? – спросила я у хозяина.

– По-идиотски, – ухмыльнулся Степан, – Куки! Вот уж имя придумали. Только француз мог догадаться назвать собаку – кукушкой! Сам он ку-ку!

– Боже, – ахнула я, – девочка наступила на канцелярскую кнопку. А та вонзилась в подушечку лапки. Представляю, как ей больно.

– Дамочка, не делайте из собаки человека, – фыркнул Степан, – животные ничего не ощущают.

Я подцепила ногтем «шляпку» кнопки и мигом вытащила ее. Куки взвизгнула.

– У вас есть мирамистин? – обратилась я к Степану.

– Зачем он мне? – пожал тот плечами.

– Ранку обработать, – пояснила я, – чтобы не воспалилась. И щенка нельзя кормить колбасой. Куки, похоже, месяца три. Вы ей прививки делали?

– Чего? – засмеялся Степан. – Может, шавку еще на море отдыхать отправить?

Я погладила щенка, нащупала под кожей ребра и испытала желание воткнуть кнопку, которую вытащила из Куки, в нос Степану.

– Цель вашего визита? – спросил тот. – Или пришли ветеринарами наниматься?

Мне вспомнилась ругань, которую я впервые услышала лет в семь на улице, когда двое водителей машин громко выясняли, кто из них виноват в аварии. Наивная девочка спросила у мамы, как понять слова дяденек. Моя родительница, став пунцовой, пробормотала:

– Котенька, немедленно забудь эти выражансы.

Хотите заставить ребенка на всю жизнь заучить текст? Велите ему выбросить его из головы. Спустя время я, конечно, узнала, что за словечки употребляли шоферы, но сама их не произношу. Но сейчас те обороты чуть не сорвались с языка, мне пришлось прикусить его в прямом смысле этого слова.

Макс улыбнулся.

– У нашего издательства есть для вас интересное предложение.

Степан приподнял бровь.

– Ну ладно, проходите.

Мы очутились в захламленной комнате, я села в кресло и положила на колени щенка. Куки прижалась ко мне и притихла. Вульф начал рассказывать об издательстве, Степан слушал молча, потом спросил:

– Сколько?

– Вопрос об авторском гонораре мы обсудим, когда узнаем, о чем вы собираетесь писать, – ответил Макс.

Брат следователя наморщил лоб.

– Мне не пять лет. Чтобы обмануть меня, надо оказаться ну очень уж талантливым. Никакие вы не издатели. Хорош выкаблучиваться. Вы кто? Даже не пытайтесь соврать, что вы из полиции. Хоть сам я там на службе не состоял, но к брату часто приходил, приятели его у нас собирались. Ясно?

Макс показал настоящее удостоверение:

– Частное детективное агентство. Пропал ребенок, мальчик одиннадцати лет, потом он…

– Это не ребенок, это уже жеребенок, – мерзко засмеялся Никодимов.

Я снова прикусила язык, а Макс как ни в чем не бывало сказал:

– Нам нужна информация о Егоре Волынине. Если я правильно понимаю, вы с братом дружили.

– Ближе Коли в моей жизни людей не было, – неожиданно грустно произнес Степан.

– Мы предполагаем, что Людмила Бошкина на самом деле являлась агентом, которого внедрили в банду, – продолжал Вульф.

Степан подергал мочку уха.

– Так! До интересного докопались. Но самого вкусного не знаете! Иначе бы не явились ко мне. Сколько? Я живу на пенсию. Дочь, шалава, бросила отца родного, усвистела во Францию, на прощанье сказала: «Сдохни, папаня, надоел со своими болезнями. Хочу счастливо без тебя пожить». Дрянь! Бросила собачонку, никак ее на улицу не вышвырну! Сколько вы мне заплатите?

Макс назвал цифру. Степан расхохотался. Я решила не мешать им торговаться, вынула телефон, сделала снимок лапы, несколько фотографий самого щенка и отправила нашему ветеринару Паше. Ответ от него прилетел мгновенно:

«Лапу надо мирамистином обработать. Намазать левомиколем, заклеить пластырем. Ерунда. Заживет. Судя по фото, собака истощена, возможно, избита. Возраст где-то месяца три. Приезжай в клинику, сделаем полный осмотр».

«Она не моя», – сообщила я.

«Не повезло мопсихе, – отреагировал Паша, – кто-то над ней издевается».

– Договорились, – громко сказал Степан, – деньги прямо сейчас.

– Половину, – предусмотрительно ответил Макс, – вторую часть получите, когда мы убедимся, что в первой интересная информация содержится.

Степан схватил купюры, которые протянул ему Макс, сунул их в карман куртки спортивного костюма и с гаденькой улыбкой осведомился:

– Вы в курсе, кто родители Егора?

– Отец, Игорь Глебович, шофер, мать, Ксения Федоровна, домашняя хозяйка, – ответил Макс, – оба давно покойные.

Хозяин грязной норы хлопнул себя ладонями по ногам.

– Сыскари! Вы только в интернете роетесь? Вот оно, поколение ноутбуков, чипсов и прочих дебильных радостей. Ничего вы не знаете. Слышали про художника Колятина Василия Егоровича?

Макс быстро взглянул на меня.

– Конечно, – ответила я, – толстый, высокий, прямо башня с бородой. Душа компании, всегда улыбался. Его любили власти. Василий писал портреты вождей, членов их семей, разного начальства пониже рангом, расписывал дома культуры, был фантастически работоспособен.

– Википедия в твоем случае отдыхает, – ухмыльнулся Степан. – Дополню. Женат был на известной балерине Вере Климентьевой, детей она ему не родила. И правильно поступила. От спиногрызов одни неприятности, головная боль да расходы. А вырастут и убьют родителей.

– Это уж слишком, – не выдержала я.

– Ты! Маргаритка полевая, – заржал Степан, – в свободное от сыскного ремесла время вышиваешь гладью райских птичек? Никогда не слышала о детках, которые с предками водку пить сели, после пол-литра ножи схватили, папаню с маманей на салат нашинковали? И о гадюках, вроде моей девки, которая в загранку смылась, отца без средств бросила, понятия не имеешь? Открой уши, бабочка, сейчас расскажу кой-чего! Отец Волынина работал шофером у художника. Лет через пять после того, как Игорь за баранку «Волги» Васи сел, в доме Колятина появилась новая домработница Ксюша. Вера, супруга художника, прекрасно понимала: она стареет, свежесть только что распустившегося цветка потеряла, а мужу, человеку творческому, необходима постоянная влюбленность, иначе он не сможет картинки малевать. Если пустить дело на самотек, ночная кукушка дневную перекукует. Балерина стала нанимать в прислуги молодых девиц во вкусе мужа. Василий укладывал очередную горничную в койку, некоторое время амур цвел пышной розой, затем лепестки осыпались. Горничную, вручив ей подарки, увольняли, появлялся новый бутончик.

Ксения оказалась одним из таких «цветочков», но она проработала дольше всех. И в конце концов ушла по собственному желанию. Вскоре после ее ухода скончалась Вера.