Гончаров супит брови только сильнее, но телефон протягивает. А Руслана опять начинает звонить. Если она уже до моих друзей добралась, то пора точно заканчивать. Я по-русски сказал не трогать меня, но она танком прет напролом к цели.

Помню же, как плела мне, что не создана для серьезных отношений. Нас на лётной тусовке познакомили друзья. У кого-то из парней был день рождения, а она оказалась подругой то ли сестры, то ли девушки чьей-то. Умная, воспитанная, красивая. Косметолог с кучей дипломов и инъекций в губах, яркая, но всегда… уместная, что ли. Она знала, когда нужно смолчать, а когда можно болтать без умолку. Мне было хорошо с ней.

Было.

— Да, говори, — я отвечаю на вызов, а по ту сторону молчат вдруг. Не ожидали меня услышать явно.

— Егор?

Нет, папа римский.

— Я слушаю. Что ты так настойчиво хотела сказать?

Она заикается через слово, одни предлоги да местоимения в трубку сыпятся.

Ну вот что им всем надо, а? Почему они хотят всего и сразу? Хотят настоящего мужика с крепкими яйцами, который матерится как сапожник, но спит на розовом ортопедическом матрасе. Такого, чтобы кулаком по столу стучал, брал на себя ответственность и при этом знал, какого числа годовщина у ее родителей. Они хотят невозможного.

Рори такой же была.

— Я не понимаю, что происходит, Е-егор, — всхлипывает Лана искусственно, я не верю ее слезам. Она очень хорошая актриса — это я уже усвоил.

— Все ты понимаешь, голова на месте.

— Так это… это… все, что ли? Ты меня бросаешь?

— А у нас что-то начиналось? Сама говорила, что я не для отношений. Что, как встретишь достойного парня, со спокойной душой забудешь мой номер.

— Не забуду! — надрывается динамик. — Егор, прошу, не поступай со мной, с нами…

— Нет никаких нас. — Жестко и громко, раз по-другому не слышит. — Разговор окончен.

Глава 22

Егор

Seafret — Atlantis

Я убираю Данин телефон в карман и достаю сигареты, но пачка оказывается пустой. Сука, распотрошил ее за день, а обычно неделю курю. Голова немного гудит из-за всех событий и градуса. Возвращаться в душное помещение никакого желания нет, поэтому я стою и смотрю в небо, задрав голову высоко вверх.

Облачно, я не вижу звезд. И вдруг одна, откуда ни возьмись, падает.

«Егор! Егор, смотри! Падающая звезда!»

«Рори, успокойся, это самолет пролетает, скорее всего. Какие звезды? Дождь идет»

«Это была звезда, и я успела загадать желание»

«Дай поспать. Это была не звезда, и оно не сбудется»

«Оно уже сбылось, — раздается тихое на ухо среди природы под шум костра, — потому что я всегда загадываю тебя»

«Глупость какая»

Глупость ли?

Глупость ли любить открыто и жить так, как чувствуешь? И где оно все затерялось во мне за всеми этими целями, которые я достигаю и пытаюсь достичь?

А было ли оно вообще?

В Рори точно было.

Я вспоминаю, как первый раз увидел ее, и улыбка сама по себе растягивает мои губы. Она была смешной, напуганной, мелкой еще совсем, но уже красивой такой. Ее одноклассница к нам, ко взрослым парням, в компанию привела.

Вот понятия не имею, как они прошли в клуб тогда. На фейсконтроле знакомый парень стоял, он малолеток не пускал обычно. Но «обычно» к Рори никогда и не клеилось.

Я помню, как мазнул по ней взглядом и подумал, что хорошенькая девчонка — достанется же кому-то. Не воспринял ее, мне к тому времени уже почти двадцать было, и проблем я не хотел. Да и с первых слов стало ясно, что она из хорошей семьи, вся из себя воспитанная, а меня недавно выгнали из универа и сутки продержали в обезьяннике за драку.

Только Аврора сама выбрала меня и плевать хотела на все условности.

Она продолжила настойчиво соваться к нам на тусовки, мозолила мне глаза несколько лет, но держалась на расстоянии. А когда меня в армию забрали, прибежала на вокзал и поцеловала. Сказала вдруг, что ждать будет.

И ждала.

Целый год длился наш роман по переписке. Я далеко очень служил, домой не ездил — все в сообщениях, звонках и фотографиях. Она мне даже письмо как-то раз написала, и я, признаться, оказался сражен наповал.

Я пытался, честно пытался сопротивляться, но… пусть откровенно, но мне нравилось, что меня дома кто-то ждет. Это придавало смысл всему. Ну, к тому же я надеялся, что вернусь — у меня перегорит, оттолкну ее, потому что хорошие девочки не для таких парней, каким был я.

Не перегорело. Не оттолкнул.

Рори исполнилось восемнадцать незадолго до моего возвращения, и меня уже ничего не остановило. Даже ее родители, которые были против взрослого бритого парня для их крохи, как они ее называли.

Я не мог уделять ей внимание круглые сутки, потому что батрачил на стройке, чтобы заработать на комиссии, жизнь да и просто долги, оставленные в наследство отцом. Потому что беспрерывно готовился к экзаменам — зубрил и подтягивал нормативы для того, чтобы попасть в летное училище. Мы с Даней вместе готовились, пусть и по разным городам. Но любую свободную минуту я с чистой совестью посвящал Авроре. И ту вроде бы все устраивало.

Сейчас я понимаю, что в ее возрасте с той первой любовью Рори хотелось другого: развлечений, цветочков, клятв в вечной любви и походов за ручку в кино. Но из всего этого я мог дать ей совсем немного. А когда меня зарубили на врачебно-летной комиссии с близорукостью — и подавно меньше.

Нет, я не бросил затею стать пилотом. Как по мне, это был единственный способ выбраться из порочного круга. Я начал готовиться еще усерднее, работать еще дольше, больше копить — нужна была крупная сумма денег для лазерной операции на глаза, которая бы не оставила следов. Я рвал задницу, пока Аврора обижалась на меня из-за того, что не гулял с ней и ее подружками, как другие послушные бойфренды, не дарил подарки каждый день и не осыпал лепестками роз скрипучую кровать на съемной хате, где жил.

Она была совсем ребенком и мерила этими мелочами любовь, но я этого не понимал. И не выдержал.

Потому что отец Авроры, которому не нравились ее ночевки в «притонах», как он назвал мою квартиру, всего раз там увидев пару моих друзей с пивом, и ее вечные слезы, которые та в восемнадцать лила по любому поводу, пригрозил мне проблемами. И плевать было бы, если только моими,