— Это от злости, — прошипела я. — Мы будем обсуждать мою грудь или наконец займемся делом?

— Делом, моя радость, конечно, делом. — Гоша сунул мне батник и приказал: — Примерь. По-моему, то, что надо. Пару верхних пуговок расстегнешь, будет и вполне завлекательно, и загадочно, и с намеком.

Я нырнула за невысокую ширму и, пригнувшись, сняла водолазку. Можно было переодеться и без таких сложностей, напарник наряжал меня не в первый раз и ничего нового сегодня не увидел бы. И я даже не могу сказать, что сильно обиделась на него за нелепые рассуждения о моей груди. Гошка — это Гошка, и глупо на него обижаться, его надо принимать таким, какой он есть.

Парик мне было дозволено выбрать самой, хотя Гоша одобрил только второй вариант — первый показался ему недостаточно растрепанным. Потом напарник усадил меня перед зеркалом и принялся колдовать. Ничего особенного: чуть-чуть подправить губки, чуть-чуть глазки, на подбородок родинку, на щеку другую — и вот уже из зеркала на меня смотрит незнакомая девица. Девица эта мне не слишком нравится, хотя и выглядит симпатичной, почти хорошенькой. Она явно неглупа, но амбициозности по стобалльной шкале у нее баллов на сто пятьдесят, не меньше. А доброты и простой человечности — явный недобор.

— Ты закончил? — заглянул в нашу комнату шеф.

— Практически… — Гоша встал у меня за спиной и внимательно всмотрелся в зеркало. — Да, пожалуй, все в порядке. — Он шлепнул меня ладонью по спине и приказал: — Встань покажись!

— На месте покрутись, — продолжила я, послушно поднимаясь.

— Можешь не крутиться, — разрешил добрый Гоша. — Но улыбочку покажи.

Я повернулась к зеркалу и улыбнулась нежно и немного беспомощно. У каждого мужчины, если у него не камень вместо сердца, при виде такой улыбки должно возникнуть желание немедленно помочь девушке. Потом я продемонстрировала еще две улыбки: любезно-равнодушную и жизнерадостно-безмятежную.

— Второй вариант, по-моему, больше подходит. — Гошка вопросительно посмотрел на Баринова. — Более профессионально смотрится. Такая, получается, журналюшка небрезгливая…

— Но-но, — холодно перебила я. — Что значит — не брезгливая?

— В меру не брезгливая, — успокоил меня шеф.

— А глазками-то как зыркнула. — Гошка смотрел на меня с гордостью мастера, любующегося своим творением. — Сан Сергеич, по-моему, все идеально.

— Да, неплохо. Значит, так, Рита: сейчас ты едешь в «Воскресный бульвар» и берешь документы у секретаря главного редактора.

— А машина?

— Возьмешь Гошину. Потом оттуда же, из редакции, позвонишь в «Хит сезона», договоришься об интервью. Если директор заартачится, подключишь Старостина, он поможет.

— А если он Старостину откажет, что тогда делать?

— Не откажет. — Голос Баринова почему-то прозвучал очень недовольно.

А Гошка, наоборот, неожиданно развеселился.

— Старостину отказать невозможно, — засмеялся он. — Старостин даже нашего Сан Сергеича сломал. Была лет пять назад в «Воскресном бульваре» статья, и даже с фотографиями.

— Не напоминай, — поморщился, словно от зубной боли, шеф. — Супруга моя тогда половину тиража скупила, всем знакомым раздарила. И у нас еще целый чемодан этих «бульваров» остался.

Редакция еженедельника «Воскресный бульвар» располагалась на седьмом этаже нового четырнадцатиэтажного офисного здания. Я поднялась на одном из четырех отделанных металлом и зеркалами лифтов и прошлась по длинному безлюдному коридору.

Странно. В моем представлении редакция — это место, в котором кипит жизнь, двери кабинетов распахнуты, журналисты громко обсуждают свои журналистские проблемы, кто-то собирается ехать на задание, кто-то только что вернулся и делится впечатлениями… как назывался сериал, в котором я все это видела, никто не помнит? Я же шла по безлюдному коридору мимо закрытых дверей, и не у кого было спросить, где кабинет главного редактора!

Единственная распахнутая дверь обнаружилась в конце коридора. Я вошла в небольшую комнату и неуверенно улыбнулась приятной немолодой женщине, уютно устроившейся за обширным письменным столом. Справа от нее я увидела обитую мягкой кожей дверь с табличкой «Старостин С. М.».

Очень хорошо! Надо понимать, я в приемной Старостина и передо мной его секретарь.

— Здравствуйте, я…

— Наш новый сотрудник, Маргарита Рощина, — доброжелательно продолжила за меня женщина и указала мне на стул. — Очень приятно. А я Нелли.

— Очень приятно. — Я присела и поставила сумку на соседний стул.

— Удостоверение вам я уже приготовила. — Она открыла верхний ящик стола и достала солидную коричневую книжечку с золотым тиснением. — Вот, возьмите. И распишитесь здесь, в журнале.

Пока я расписывалась в толстой амбарной книге, дверь с табличкой открылась и на пороге появился высокий, худой мужчина.

— А, наш новый сотрудник! — Он двинулся ко мне, протягивая руку. — Нелечка, вы уже отдали удостоверение? — И, не дожидаясь ответа, взял меня за руку и потряс. — Очень, очень приятно, Риточка! Заходите ко мне, поговорим.

Старостин завел меня в кабинет, плотно закрыл дверь и только тогда заговорщицки подмигнул.

— Сотрудникам агентства «Шиповник» наш почет и уважение! Я могу еще чем-нибудь помочь?

— Конечно. Вы позволите воспользоваться вашим телефоном?

— Прошу! — Он присел на край стола и широким жестом указал на старомодный аппарат.

Номер директора «Хита сезона» я запомнила, пока изучала сведения (и о самой фирме, и о ее хозяине), которые сумела добыть Ниночка, поэтому набрала его по памяти. Мне ответила секретарша. Я представилась, и, после коротких переговоров, она переключила меня на самого господина Мурашова.

— Здравствуйте, Виталий Александрович, — сладко улыбнулась я. Мурашов, конечно, не мог меня видеть, но улыбка — она и в голосе чувствуется. — Вас беспокоит Маргарита Рощина, корреспондент еженедельника «Воскресный бульвар». Надеюсь, вам известно это издание?

— Боюсь, что я не слишком внимательно слежу за нашими СМИ, — любезно ответил Виталий Александрович. Голос у него оказался приятным, хотя для солидного мужчины несколько высоковатым. — Что вы, собственно, хотите?

Я очень хотела попасть на территорию фирмы, поговорить с людьми, повынюхивать, позаглядывать во все темные уголки… я хотела понять, где нам искать Альбину Сторожеву. Возможность для этого была только одна — уговорить хозяина «Хита сезона» на интервью. И я постаралась. С искренним энтузиазмом я изложила идею публикации взглядов невыразимо уважаемого всем коллективом «Воскресного бульвара» и мной лично господина Мурашова. Я растеклась сахарным сиропом, описывая, как счастливы будут читатели еженедельника, познакомившись с одним из самых успешных бизнесменов нашей губернии. Я неопределенно намекнула, что, возможно, интервью с ним будет перепечатано одним солидным московским изданием… или даже не одним. С восторженным придыханием, едва-едва не срываясь на еще более восторженное повизгивание, я заверила Виталия Александровича, что его мнения по самым животрепещущим вопросам нашей жизни ждут тысячи современников, мечтающих приобщиться к источнику мудрости… Я очень старалась и, похоже, передавила. Виталий Александрович выслушал меня и довольно скучным голосом неопределенно пообещал: