— Отделяй землю от огня, — почти немедленно ответил голосСамсона. — С величайшим тщанием отделяй то, что... от того, что густо. А Силавоздымет тебя с земли в небо, после чего вновь опустит на землю и примет в себясилы всех существ высших и низших. И тогда охватит тебя благость этого света. Авсяческая тьма бежит тебя.

— Вазотас, Замарат, Катипа! — закричал Бездеховский. —Астрошио, Абедумабал, Асаф! Говори! Призываю тебя говорить!

Долгое время стояла тишина, прерываемая исключительнопотрескиванием свечей.

— Completum est... — раздался наконец спокойный голосСамсона. — Completum est quod dixi de Operatione Solis.

Не помогли ни заклинания именем Бога, не помог ни Астрошио,ни Абедумабал. Не помогли ритуальные жесты, проделываемые над Самсоном спомощью athame и arctrave. Не помогли кадильные суфумигации. Не помогаспергиллум из вербены, барвинка, шалфея, мяты и розмарина. Бессильнымиоказались равно Большой, как и Малый Ключи Соломона, не лучше сработалиЭнхиридрион и «Grand Grimoire». Магия чуть не взорвала строение, но Самсонбольше уже не произнес ни слова.

Чародеи «Архангела» прикинулись, что не разочарованы этимфактом, говорили, дескать, это ничего не значит, мол, первый блик всегда комоми что еще будет видно. Ян Бездеховский, которому труднее всех было изображатьравнодушие, смог только вспомнить несколько подобных случаев смены личности — вчастности, речь шла о casus'е Поппо фон Остерна, великого магистра ОрденаКрестоносцев. Повеяло пессимизмом, поскольку в том случае все манипуляциипрусских чародеев окончились ничем: Поппо фон Остерн до конца жизни, до самойсмерти в 1256 году, был «другим» — о чем, впрочем, никто не сожалел, истинныйПоппо был тем еще сукиным сыном.

Теггендорф не расстроился, infortunium[74]приписывал обычному невезению, ссылался на Алькинди и неутомимо болтал ошайтанах, гулях, джиннах и ифритах. Фраундинст и Эдлингер Брем винили diesegiptiaci,неудачные египетские дни, к которым, по их мнению, относилась памятная пятницатридцать первого августа, день экзорцизмов в силезском монастыре бенедиктинцев.Тогда, говорили они, скверная «египетская» аура исказила экзорцизм и егоэффекты, из-за этого все стало крайне нетипичным, и обратить это будет сложно.Телесма в свою очередь считал, что ничего не получится без талисманов, и обещализготовить соответствующие образцы. Радим Тврдик, пока его не отругали, болталчто-то о големах и шемах[75].

Щепан из Драготуш же раскритиковал intota принятую магикамистратегию и тактику. Ошибка, утверждал он, не столько в методе, ибо онвторичен, сколько в цели, которую они себе поставили. При простой и неподлежащей обсуждению предпосылке, что личность и дух Самсона Медка былиневедомой силой перетрансплантированы в тело глуповатого верзилы, усилия должныбыть направлены в сторону обращения процесса, иными словами — обнаружениедействующего фактора, поскольку nihilfitsinecausa[76].Обнаружив оную causaefficiens[77], удастся, быть может, процессобратить. А что делают маги «Архангела»? Концентрируются на попытках развеятьтайну, раскрыть секрет, который сам Самсон явным образом выдать не хочет либоне может. Пытаясь понять, кто — или что — такое есть Самсон, чародеи стремятсяудовлетворить собственное любопытство и тщету, поступая как лекари,диагностирующие и исследующие загадочную болезнь ради самого познания,совершенно не учитывая состояние больного и нисколько не сочувствуя человеку,затронутому этой болезнью.

Магики обрушились и накричали на моравца. Прежде чемприступать к лечению, воспользовались они метафорой, необходимо глубокораспознать болезнь, «Scire, — цитировали они Аристотеля, — estcausamreicognscere»[78]. To, кем — либо чем — в действительности является Самсон, естьключевой элемент. И — используя медицинские сравнения — секрет и инкогнитоСамсона есть не только проявления, но и сам nexus, само ядро, сама сущностьболезни, если болезнь должна быть вылечена, секрет надлежит раскрыть.

И его раскрывали. С жаром и пылом. И без видимогорезультата.

Тем временем Самсон успел подружиться со всеми магиками«Архангела». С Яном Бездеховским он часами дискутировал о Боге и Природе. СЭдлингером Бремом целыми днями стоял у реторт и перегонных аппаратов со словами«Solveetcoagula»[79] на устах. С Теггендорфом обсуждал теорииарабских хакимов и еврейских каббалистов. Со Щепаном из Драготуш просиживал наднезнакомыми и крепко поврежденными манускриптами Пьера ди Абано и Кеккад'Асколи. С Йоштом Дуном изготовлял талисманы, которые затем оба испытывали вгороде. С Радимом Тврдиком ходил к Влтаве за илом для изготовления големов. ДляБенеша Кейвала делал — как придурок — интервенционные закупки в конкурирующихаптеках.

Со всеми играл в карты, пил и пел.

Чародеи полюбили Самсона Медка. Рейневан не мог отделатьсяот мысли, что полюбили настолько сильно, что запустили в ход процессы, которыемогли бы привести к расставанию с ним.

Двери, ведущие в occultum, раскрылись, и оттуда вышелВинцент Реффин Акслебен. Подобрав фалды черного одеяния, сел за стол, однимдухом выпил фужер аликанте. Сидел в тишине и молчании, сам тоже не произнеся нислова. Он был бледен и потен, пот прилепил ему редкие волосы к темени и щеке.