— Позитивный перисприт, — сказал он, натешившись полнойнапряжения и ожидания тишиной. — Вам о чем-нибудь это говорит? Впрочем, янапрасно спрашиваю. Наверняка говорит. О том, что существует нечто такое, какперисприт циркуляционный, вы также наверняка слышали. Все это достаточно хорошоописано в специальных книгах, в которые я искрение вам советую заглянуть.Советую, — продолжал Акслебен, которого нисколько не расстроили ненавидящиевзгляды чародеев «Архангела», — изучить случай Поппо фон Остерна, великогомагистра Ордена Девы Марии Немецкого Дома. Как столь же подобный, более того,идентичный по своей природе casus Люциллии, дочери Марка Аврелия. Возможно, выпомните? Нет? Ну так припомните. С этим вашим... Самсоном приключилось то же,что с Люциллией и Поппоном. Сущность явления — позитивный перисприт и периспритциркуляционный. Именно так. Я это знаю. К сожалению, знания оказалосьнедостаточно. Я ничего с этим поделать не могу. То есть не смог и не смогупомочь вашему Самсону. Пошли обедать.

— Если вы не смогли, — прищурился Щепан из Драготуш, — тогдакто же сможет?

— Рупилиус Силезец, — незамедлительно ответил Акслебен. — Иникто больше.

— Так он, — прервал довольно смущенное молчание Теггендорф,— еще жив?

— И вообще существует? — шепнул Телесме Тврдик.

— Жив. И является наивеличайшим живым специалистом попроблемам, касающимся астральных тел и бытий. Если кто-то и может здесь помочь,так только он. Пошли обедать. Да... Совсем было забыл...

Некромант отыскал глазами Рейневана, глянул ему в глаза.

— Ты — его друг, юноша, — отметил он, а не спросил. — Тебязовут Рейневан.

Рейневан сглотнул, подтвердил кивком головы.

— Будучи в трансе, этот Самсон вещал, — бесстрастнопроговорил Акслебен. — Вещание было несколько раз повторено, четко, внятно,подробно. Касалось именно тебя. Ты должен остерегаться Бабы и Девы. Такскладывается, — некромант приморозил взглядом насмешливые ухмылки Шарлея иТврдика, — так складывается, что я знаю, в чем дело. Баба И Дева — двезнаменитые башни. Не менее знаменитого замка Троски в Подкарконошах. Берегисьзамка Троски, юноша по имени Рейневан.

— По счастливой случайности, — выдавил с трудом Рейневан, —я не собираюсь ехать в те края.

— Случайностью является нечто иное, — бросил через плечоАкслебен, направляясь к двери. — То, что Рупилиус Силезец, единственная особа,которая, по моему мнению, может помочь твоему Самсону, уже добрых десять летпроживает в Чехии. И как раз в замке Троски.

в которой под Колином бомбарды шпарят и грохочут, а планырождаются, одни великие, другие поменьше, одни более, другие менее утопическиеи фантастические — но что в действительности является утопией и фантазией,покажет лишь время.

— Брат Прокоп! Брат Прокоп! Бомбарда остыла! Жиганем ещераз?

Мужчина, к которому обратился с вопросом старший надпушками, был стройным и плечистым. Румяное лицо с простыми чертами, носкартошкой и пышные черные усы делали его крестьянином, довольным урожаем.

Рейневан уже видывал этого мужчину. Несколько раз. И всегдас интересом его разглядывал.

До революции Прокоп был священником, говорили, что родом ониз Праги, из семьи староградских патрициев. К гуситам он примкнул сразу последефенестрации, но до 1425 года был всего лишь одним из многих таборитскихпроповедников, среди которых выделялся не только рассудительностью,хладнокровием и терпимостью, но и тем, что вопреки велениям гуситской литургиине носил апостольской бороды и каждое утро педантично брился, холя только своизнаменитые усы. Именно из-за этого бритья он и получил прозвище Голый. Послесмерти Богуслава из Швамберка Прокопа совершенно неожиданно избрали верховнымгейтманом, главнокомандующим Табора и высшим Исполнителем — так переводили титулdirectoroperationumThaboritarum. Вскоре после назначения Прокоп обрел и второепрозвище: Великий. И дело было не только в его росте. Прокоп оказалсядействительно великим вождем и стратегом, что доказывали его эффектные победыпод Усти, под Цветтлем[85], под Таховом и Стжибром. ЗвездаПрокопа Голого светила ярко.

— Брат Прокоп! — напомнил о себе бомбардир. — Жиганем?

Прокоп Голый взглянул на стены и башни Колина, прекрасносочетающиеся с красными черепицами крыш и осенней колористикой листьевокружающих лесов и зарослей.

— И что вам так, — ответил он вопросом, — приспичило с этимжиганием? Разрушением? Это чешский город, Господи прости! Погодите еще немного,вот пойдем на соседние края, там постреляете вдоволь да поразрушаете. А Колинмне нужен целый и малоповрежденный. Таким мы его и возьмем.

Колин, совсем так, словно хотел выразить несогласие инеудовольствие, ответил. Со стен громыхнуло, гукнуло, на крепостных стенахрасцвели дымы, засвистели каменные шары. Все зарылись в землю в каких-нибудьдвадцати шагах от валов первой линии осады. Окруженный в Колине Дзивиш Божек изМилетинка давал знать, что у него все еще нет недостатка ни в порохе, ни вжелании драться.

— Пана Дзивиша Божка, — опередил вопрос Прокоп, — мызаставим сдаться. И примем город без разрушений, без резни после штурма, безразграбления. Чтобы колинские жители возлюбили брата Гертвика, который вскоребудет здесь гейтманом.

Окружающие Прокопа гуситские командиры залились хохотом.Рейневан знал многих из них. Не всех. Не знал он Яна Гертвика из Рушинова,назначенного уже, как оказалось, гейтманом Колина. Из других сирот он ужевстречал Яна Краловца из Градка. Йиру из Жечицы, в светловолосом и широкоулыбающемся гиганте угадывал Яна Колду из Жампаха. Из руководителей Табораузнавал Ярослава из Буковины, Якоба Кромешина, Отика из Лозы, Яна Блеха изТешницы.

— Поэтому, — Прокоп выпрямился, осмотрелся, чтобы было ясно,что обращается он не только к пушкарю, но и к остальным, — поэтому прошу неторопить меня, не вырываться вперед, пороха не тратить...

— А просто так вот стоять? — спросил с явным неудовольствиемЯн Колда. — Под этими стенами? В бездействии?

— Кто сказал, — Прокоп оперся о частокол, — бездействии? БратЯрослав?

— Слушаюсь!

— Флю... То есть брат Неплах наконец прислал своих стенторов[86].

— Прислал, — подтвердил Ярослав из Буковины. — Десятерых. Ухи страшные же мордасы... Водкой и луком несет от них так, что и большого мужикасвалит. Но голоса — ну прям колокола...

— Так пусть идут к стенам и кричат. Днем и ночью. Особливоночью, ночью это действует лучше всего. У пана Божка есть дети в Колине?

— Дочка.