– Посуди сам: я два года прожил в кочевом племени. Потом год был в геологической экспедиции. В семнадцать лет я ушел в новую экспедицию, искать Тунгусский метеорит. Это еще полтора года в тайге. Я практически всю юность прожил в лесу, но Отца волков не встретил. Логичный вывод: в Сибири его не было. Потом я ушел в армию. Служил на Дальнем Востоке, в Белоруссии, ходил в рейды в Польшу. Нигде его нет.

– Так, может, он и не появится? – предположил Лука.

– Нет! – отрезал Монгол. – Пророчество должно сбыться. Это не тунгусская мистика, не бред больного воображения – это реальность, которая ожидает меня. Шаман не мог выдумать Отца волков. Шаман, он ведь, говоря военным языком, ретранслятор. Что ему духи говорят, то он и повторяет, иногда сам не понимая смысла пророчества. Приведу пример, который вам все объяснит. Однажды шаман сказал мне, что придет время и я уйду искать упавший с неба камень. Никто в племени, ни один человек не понял, о чем идет речь. В 1927 году я завербовался в экспедицию, искавшую Тунгусский метеорит. До экспедиции я ничего о метеоритах не слышал и думал, что предсказание шамана связано или с очень крупным градом, или с глыбой, сорвавшейся со священной горы Актау.

– Монгол, так ты, как язычник, веришь в духов леса? – спросил Лукин.

– А ты на моем месте в кого бы поверил, в Иисуса Христа? Мне в церкви сны не пересказывали.

В коридоре, у дверей комнаты, раздались женские голоса. Монгол прислушался.

– Наталья. Намекает, что пора и честь знать. Ну, давайте закругляться, да я провожу вас!

Они допили, вышли на улицу. Лукин, попрощавшись с Монголом, пошел вперед, Николай Егорович задержался.

– Все взаимосвязано в этой жизни, Коля, и то, что на первый взгляд произошло случайно, на самом деле звенья одной цепи. Посуди сам: вопреки логике войны, мы постоянно сталкиваемся друг с другом. Могилев. Болото. Партизаны. Мурманск. Теперь Норвегия. Это судьба, Коля, от судьбы не уйдешь. Мы должны быть вместе.

– Кроме пророчеств шамана есть доказательства того, что ты должен встретиться с Отцом волков? – серьезно спросил Лоскутов.

– Какие доказательства тебе надо, справку с психбольницы принести? Подумай сам, на кой черт мне выдумывать легенды, чтобы под пули в конце войны попасть?

– После болота для меня выдумывать ничего не надо. Я верю тебе и попробую сделать все, что в моих силах.

* * *

Ночью Николаю Егоровичу снился барон Унгерн: типичный азиат с козлиной бородкой, в малахае с лисьим хвостом. Барон предлагал за миллион рублей показать звезду, на которую улетит после смерти душа Лоскутова.

В следующем фрагменте сна Николая Егоровича допрашивал комиссар ЧК в кожаной тужурке.

– Как ты, подонок, посмел скрыть от нас, что барон Унгерн – твой отец? – спрашивал чекист. – Как ты в милицию попал, документы подделал?

Лоскутов стал объяснять, что, согласно законам Менделя, у кареглазого барона никак не может родиться голубоглазый сын, но его никто не слушал.

Бум, бум! Сквозь сон в сознание Лоскутова пробился отдаленный грохот взрывов. Звякнули стекла.

«Идет гражданская война, – догадался Николай Егорович. – А я-то за кого: за белых или за красных?»

– Признавайся, – наседал чекист, – Унгерн рассказал тебе, куда он спрятал Тунгусский метеорит? Молчишь, сволочь? Думаешь откопать его после войны и продать на рынке? На лисью шкуру обменять хочешь? Не выйдет!

Лучший способ избавиться от неприятного сна – это порывисто, глубоко вздохнуть. Лоскутов так и поступил. Он не хотел досматривать, чем закончится его допрос.

Проснувшись, Николай Егорович вышел в общий коридор, большими глотками выпил кружку отдающей ржавчиной воды из бачка, покурил. Он уже направился к себе в комнату, как на этаж взбежал дежурный по общежитию.

– В какой комнате капитан Лоскутов живет? Это вы? Немедленно на выезд!

– Не ори ты так, я не глухой. Что случилось?

– 106-й отряд разбомбили. Одна бомба попала прямо в казарму. Никто не выжил.

К полудню, когда обстановка более-менее прояснилась, генерал Морозов собрал на совещание членов оперативного штаба «Посох», руководителей разведки Северного флота, представителей СМЕРШ и ПВО 14-й армии. Первым докладывал начальник противовоздушной обороны.

– Около 3 часов ночи одиночный немецкий бомбардировщик, по данным службы воздушного наблюдения и оповещения, двухмоторный «Хейнкель-111», с юга пересек расположение наших войск и вышел к городу Мурманск. На подходе к городу в условиях нулевой видимости пилоты бомбардировщика ориентировались на сигналы радиомаяков, заранее расставленных диверсантами противника. В 3 часа 35 минут бомбардировщик поднырнул под нижнюю кромку облаков и с предельно малой высоты произвел бомбометание по расположению 106-го отряда. Всего были сброшены две осколочно-фугасные бомбы повышенной мощности. Первая бомба разрушила казарму рядового состава, вторая уничтожила административное здание. После бомбардировки самолет ушел в сторону Баренцева моря.

Лоскутов слушал докладчика вполуха. За ночь, проведенную на руинах 106-го отряда, он вымотался, промок. В животе его ныло от голода. Во рту было мерзко от бесчисленно выкуренных папирос.

– Почему на перехват бомбардировщика не были подняты истребители? Почему по нему не открыли огонь зенитные батареи? – раздраженно спросил Морозов.

– Немецкий самолет до Мурманска шел на большой высоте с потушенными огнями. Появился он так внезапно, что ни один истребитель не успел подняться в воздух, а если бы и успел, то отыскать его в ночных условиях нереально. При заходе на бомбометание «хейнкель» появился над землей на считаные минуты. Пока прожектористы пытались нащупать его, он уже вновь ушел за облака.

Генерал заслушал еще несколько офицеров и продолжил совещание в более узком составе. О ходе расследования доложил представитель военной контрразведки.

– Проведенным нами расследованием установлено, что вчера с наступлением темноты в 106-м отряде были проведены все предписанные уставом мероприятия по соблюдению режима светомаскировки: наружное освещение было отключено, окна занавешаны светонепроницаемыми шторами. Примерно около трех часов ночи не установленное следствием лицо ударом ножа в спину убило часового, патрулирующего территорию отряда около хозяйственных помещений. Предположительно этот же человек перед самой бомбардировкой взломал электрощитовую и включил второй, резервный контур освещения. В момент прохождения бомбардировщика над объектом он был освещен, как в мирное время.

– Откуда там взялся второй контур освещения? – спросил Колесников.

– Остался с тех времен, когда объект находился в ведении НКВД.

– Это аварийное освещение на случай побега заключенных, – не вставая с места, пояснил Лоскутов, по прошлой работе знакомый с мерами безопасности в местах лишения свободы.