– Хочу, – пробормотала она, чувствуя только жар его пальцев.

– Ну, так приголубь меня, красавица… милая… – Голос еговдруг охрип. – Приголубь, приласкай, все сделаю, что велишь! Хочешь?

Она только вздохнула, не понимая, чего он от нее добивается.

– Хочешь? – Его шепот оглушал.

– Хочу, хочу… – прошелестела она в ответ, не зная, чтоговорит, и он прижал ее к себе с такою силою, что она охнула.

Вольной медленно провел губами по ее горлу, и дрожь пронялаЛизу. А когда он припал к впадинке у шеи, сладкая слабость расползлась по всемутелу, опоясала чресла.

Голова пошла кругом, ноги подогнулись, она обвисла в рукахВольного. Но и у него, наверное, подкосились ноги, потому что они оба вдругразом повалились в траву, и Лиза услышала, как под ее спиной захрустели,ломаясь, былки, а потом Вольной навалился на нее всей тяжестью, впиваясь губамив ее рот, и она не могла даже вздохнуть, чувствуя только боль от его губ, отего рук, ломающих ее тело, от его колен. Боль, боль, затмившая трепетнуюслабость.

Она крикнула было, но крик умер меж их сомкнувшихся губ, онарванулась, но Вольной лишь прижал ее к земле крепче, крепче уж некуда,расплющил, раздавил ее своим телом, содрогаясь сам и заставляя дрожать ее отболи, от изумления, от жара, который пронизывал ее тело и бушевал, выжигалнутро.

И вдруг холодно ей сделалось, и Лиза осознала, что свободна,что может перевести дыхание, а холодно оттого, что она простерта на сыройземле, и Вольной больше не обжигает ее своим телом, а стоит рядом на коленях.Он трясущимися руками оправлял на себе одежду, и на лице его Лиза прочла не торадость, не то удивление, не то страх.

– Что ж ты врала? Зачем врала… глупая? – Голос его дрогнул,и Лизины глаза заплыли слезами, потому что от нежности, прозвучавшей в егословах, ей стало еще больнее, чем от того, что пришлось испытать по его воле.

– Ох, ты… Зачем, ну зачем? Я бы первым не тронул тебя, ни зачто! – прошептал Вольной, как будто в забытьи. Но тут же встрепенулся. – Яникому не скажу. Ей-богу! И ты молчи.

Лиза и молчала, все так же лежа на сырой земле, –распластанная, без сил… с тоскою прислушиваясь к своему телу.

Вольной вскочил, подхватил Лизу под мышки, поднял, поставил.

– Иди сюда. Тут мочажина, гляди.

Он подтолкнул ее за гигантский выворотень, и Лиза, чуть неупав, замерла возле крохотного озерка-лужицы с тонюсеньким ручейком, сочащимсяиз нее.

«Зачем мне?» – хотела спросить она, растерянно оглянувшись,но Вольного уже не было рядом. А потом, опустив глаза на испачканные кровьюноги, она поняла, зачем он привел ее сюда, и медленно поникла на колени, тупоуставившись в черное зеркало воды и видя там бледное пятно своего лица.

«Все, – глухо стукнуло в голове. – Все. Теперь все!..»

Она зачерпнула ладонью воды, глотнула. Заломило зубы.

«С одним венчана, да с другим полежала!» – так, кажется,говорится, да? А что, Алексей… он сделал бы с нею то же? Слился бы с нею теломсвоим, ворвался плотью в ее плоть, оставив после себя боль, и стыд, и тайноежелание еще раз испытать это?

И, опираясь о сырую землю, она принялась трясущейся рукоюзачерпывать воду и плескать себе на ноги.

Когда Лиза наконец-то вышла из лесу, Леонтий сидел всторонке, обхватив колени. Завидев Лизу, рванулся, но тут же обмяк, осел,наткнувшись на взгляд Вольного, и только переводил глаза с него на Лизу.Умоляющие, жалкие глаза.

– Ничего я ей не сделал, – зло буркнул Вольной, отвечая наэту невысказанную мольбу. – Не трогал я ее. Так, Лиза?

Она молча кивнула.

Леонтий смотрел недоверчиво, но глаза ее сделались спокойны;и вот на его лицо медленно, медленно взошла робкая улыбка.

«Он поверил, потому что хочет поверить, – мелькнуло в головеЛизы. – Ему так лучше, легче – вот и верит, хотя поверить невозможно!»

Впрочем, сейчас это было неважно. Гораздо больше ее заботило,не увидит ли кто, что рубаха еще сырая и липнет под юбкою к ногам.

Вольной приблизился к ней. В глаза не глядел.

– Не гневайся, слышь?

Лиза покачала головою.

– Может, останешься при мне?

– Нет, – шевельнула губами.

– С ним пойдешь?

Она опустила голову.

– Ладно. – Вольной резко отошел, потом вдруг вернулся,схватил ее руку и что-то вложил в ладонь, стиснув пальцы.

– Не гневайся!.. Прощай.

И прянул в лес так же бесшумно, как давеча у болотины. Ниодна ветка не дрогнула, ни травинка не шелестнула.

Воистину леший!

Лиза разжала пальцы. На ладони лежало измайловское кольцо.

Видно, неугодно было Господу, чтобы той роковой ночью нидочь князя Измайлова, ни дочь его бывшей горничной нашли свое счастливоесупружество!

Лисонька, смахивая слезы, которые застилали глаза, добежаладо пруда, где уже стоял крытый возок. Замялась было, но тут же из темнотывыступила темная фигура, и знакомые руки крепко обняли беглянку. Затем Таубертподсадил невесту в возок, ямщик понукнул лошадей. И бегство началось.

Их первые поцелуи в благословенной тьме возка были жаркими ив то же время целомудренными, ибо никто и ничто не заставило бы Тауберта забытьо том, что бедная девушка еще невеста его, а не жена венчанная. А потомслучилось то, что случилось.

Уже за Острожной площадью их окружил темный, угрюмый лес.Такая приветливая солнечным днем, дорога в Высоково сделалась этой дождливоюночью сущим наказанием.

Тауберт, высунувшись, велел ехать быстрее, на что ямщиктолько огрызнулся:

– По скользкому с опаскою ходи! – И продвижение продолжалосьс прежней скоростью. Вернее, с полным отсутствием таковой.

Лисоньке скоро сделалось дурно от беспрерывной тряски, и онане знала, сколько минуло времени, когда кони вдруг стали, на облучке произошлокакое-то суетливое движение, а потом в возок вскочил перепуганный ямщик,запахнув за собою полость и вцепившись в нее.

– С нами крестная сила, святые угодники! Засека!