Этот нахальный незнакомец, похоже, видел болотину насквозь,находя некую только ему ведомую тропу, и шел так уверенно да споро, что Лиза иЛеонтий не успели вновь утомиться, когда уже вышли на сухое.

Здесь русоволосый обернулся к ним и равнодушно спросил:

– К цыганке вернетесь?

– Не твое дело! – огрызнулась Лиза. – Тебе-то что?

– А то, – миролюбиво отозвался парень, – что, ежели к ней,вам туда, – он махнул влево. – А ежели к Волге… где стружок дожидается, – онзасмеялся знакомым ехидным смешком, – то во-он туда! – указал вперед. – Рукойподать! А теперь прощайте. Недосуг мне более с вами лясы точить. Будьтездоровы! – И снова прилип горячим взором к лицу и груди Лизы. – Слышь, девка…Лизавета! Всякое бывает, глядишь, когда и встретимся. Меня Вольно́й зовут.Запомни, Лизонька! Может, еще на что сгожусь! – И, хохотнув, скрылся в чаще.Будто растаял.

– Воистину леший[15], – зло пробурчала Лиза и приняласьвыжимать на себе насквозь мокрую юбку.

Волга и впрямь оказалась рядом. Открылась за деревьями:пологий зеленый берег, узкая полоска темного, сырого песка, серо-голубые волныпод серо-голубым небом. Мягкие тени облаков скользят по волнам, словнопроплывают стаи призрачных птиц…

Река здесь делала резкий поворот. Из-за шихана, как на Волгеназывают холмы, тянуло далеким дымком. Лиза подумала, что, наверное, там истоит стружок, к которому их посылала Татьяна.

– Пошли? – не то спросила, не то велела Лиза, кивкомуказывая на косогор, за которым должен был находиться струг.

Леонтий смотрел на нее нерешительно, но Лиза повернулась ипошла по берегу, предоставив Леонтию право не решать самому, а лишь следоватьза нею.

Опять. Как было сегодня уже не раз.

Вскоре она перешла с песчаной полосы на кромку травы, потомучто песок поскрипывал и елозил под ногами. Впрочем, по траве тоже было идтинеловко, и Лиза петляла, выискивая тропку поутопчивее, пока не поняла, что итрава, и песок тут вовсе ни при чем, а неловко ей оттого, что она чувствуетпристальный взгляд Леонтия. Ее чуть ли не припекало в пояснице, куда упиралсяэтот взгляд, и она незаметно для себя ускоряла шаг. Леонтий, наверное, непоспевал за нею, однако взгляд его не отставал.

Лиза насупилась. Прежде, помнится, он на такое неотваживался. Скользил испуганно-восторженным взором по лицу и тут же опускалглаза. Что же случилось? Это все наглый взгляд Вольного, его бесстыжие глаза,стройное, готовое на блуд тело! Леонтий это видел, видел, вот и заразился, воти перенял… И неожиданно для себя Лиза вспомнила свое тайное венчание, вспомнилаАлексея – и впервые задумалась: если бы не явилась нежданно-негаданно НеонилаФедоровна, не порушила все на свете, что было бы потом, после? Может быть,Алексей убежал бы прочь, лишь увидя ее. Убежал бы навек, чтобы гоняться заЛисонькою. Ну а ежели ей удалось бы все-таки довести свой обман до конца?

До конца… Что тогда? Как это все было бы у них с Алексеем?Целуют ли мужья жен своих или просто так похоть тешат, не глядя? Или правда лито, о чем им с Лисонькою обмолвилась как-то раз торговка в рыбном ряду: мол, ибабам сласть в руках мужниных?

Нет, нельзя, нельзя, грех!

С Алексеем грех, потому что брат. А… не с Алексеем?

И внезапно, словно бы раскаленная игла, вонзилось в сердцевоспоминание: Татьяна как-то сказала со смехом, что Леонтий привез к ней Лизуодетой в его исподнее. Тогда Лиза по наивности пропустила ее слова мимо ушей итолько теперь вдруг задумалась. Почему не в платье? Это, значит, что же? Он еераздевал? Он ее… видел? Или что? Что он делал с нею на расшиве? О господи! Икак он смеет смотреть!

Она вспыхнула, резко обернулась, ничего не видя от слез,застлавших глаза, и наткнулась на встревоженный голос Леонтия:

– Сдается, мы уже пришли.

Шихан как бы отступил от Волги, внезапно открыв взору струг,невеликий собою, что покачивался на волнах невдалеке от берега, а на самомберегу – костерок, вокруг которого полусидели-полулежали трое мужиков. Обличьеони имели сумрачное и на Лизу с Леонтием воззрились без особой приветливости.

Лиза тряхнула головой и неожиданно для себя самой задорнокрикнула:

– Мир вам, старинушки!

– Мир и вам, попутнички! – отозвался самый старший из троих,полуседой, бровастый и пузатый, и принялся с новым усердием помешивать в котле;остальные вновь прилегли на травку, на их лица опять взошло выражение спокойноеи ленивое, а Лиза, мельком глянув на Леонтия, поняла по его быстрой улыбке, чтонадетая ею личина задорной, веселой деревенской девахи самая здесь подходящая.

– Черная Татьяна вам кланяется, – добавила Лиза, подходя ккостру и косясь на котелок – ей вдруг невмоготу захотелось есть.

Толстяк вынул из котла ложку, подул на нее, облизал и кивнулдовольно:

– Хорош-ша, ох, хороша! А вы небось оголодали, пока шли?Милости прошу к нашему шалашу. Ежели вы от Татьяны, – стало быть, гости дорогиедля нас. Похлебайте-ка ушицы, ну-ка?

Он мигнул сотоварищам. Те покорно вынули из-за пазух ложки иуныло протянули Лизе и Леонтию. Похоже, хозяевам тоже животы подвело, а тутгости нагрянули!

Толстяк тем временем снял с костра котел, поставил на травуи велел «наваливаться».

Лиза и Леонтий так и сделали. И торопливо, и осторожнохлебали огненную юшку, отдуваясь и виновато поглядывая на хозяев ложек, которыес деланым равнодушием отводили глаза.

Толстяк, подметив неловкость, усмехнулся:

– Не спешите, чего там! Мы своих поджидаем, без артели неначнем. Ешьте, ешьте! Только жаль, что хлебцем мы не богаты. Подъели весь.

– Сукрой был у нас преизрядный, да и его, и пожитки наши мыво мшаве оставили, – повинилась Лиза, не в силах уняться и продолжая хлебать.

– Во мшаве? – с явным ужасом повторили хором мужики. – Акакая нелегкая вас туда занесла?

Лиза только плечами пожала, а Леонтий наконец впервые подалголос:

– Путь укоротить думали, вот и сбились.

– Сбились? – хохотнул чернобородый мужик. – Слышь-ко,Первуха? Сбились они! Небось с тропы вправо сворачивали, вот леший вас и завел.Экие, право слово, безглазые. Как же можно – в лесу с тропы сойти!