Так прошло около часу, когда вдруг спокойствие, воцарившеесябыло среди корабельщиков, нарушил крик Первухи, который ошеломленно, будто неверя глазам, глядел вперед.

Наперерез стругу ринулись от берега три лодки, в каждой изкоторых было не менее пятерых гребцов, а на носу первой стоял, подбоченясь,парень со светлыми кудрями и наглыми прозрачными глазами…

Лишь позднее Лиза узнала, что река петляла, в то время кактайные лесные тропы шли прямо; поэтому всадники и обогнали струг. Ну а лодки,судя по всему, были загодя приготовлены.

Лодки окружили струг, подобно тому как юркие, проворныевыжлецы[16] окружают сонного медведя, только что поднятого из берлоги. В обноссудна, точно когти, вцепились багры, брошенные с лодок, а по ним ловкокарабкались ватажники, предводительствуемые Вольным.

Корабельщики, завидев наставленные на них пистоли иобнаженные сабли, послушно сгрудились у левого борта, даже и не помышляя осопротивлении. Первуху двое дюжих разбойников подтащили к Вольному, заворотиликорабельщику руки за спину с такою силою, что тот почти опустился на колени.

– Ну что ж это ты, Первуха? – спросил Вольной с ласковойукоризной в голосе. – Чего это ты задумал, а? Или не знаешь, что со мною так-товот шутить не надобно?.. Знаешь или нет?

Ответ был и так виден на лице Первухи, висевшего навывернутых руках.

– Зна…знаю.

– На что же ты, глупый, надеялся? Никому никогда ничего я неспускал, неужели тебе спущу? Придется спросить с тебя подорожные.

Голос его был по-прежнему дружелюбен и спокоен. Однако припоследних словах сотоварищи Вольного обменялись между собою издевательскимиусмешками, а по кучке корабельщиков пробежал испуганный шепоток, который вразстих, когда Вольной, возвысив голос, произнес:

– Да не бойсь, Первуха! Не одному тебе платить. Понемножку скаждого твоего артельщика спрошу. Вот и ладно будет. Так и сочтемся.

После этих слов корабельщики начали креститься.

«Да что с ними? – удивлялась Лиза. – Ну, соберут денег, укого сколько есть, – и откупятся от этого наглеца. В конце концов, пытались онинадуть шайку? Пытались. Так что все они тут одним миром мазаны!»

Тем временем струг, ведомый умелою рукою, развернулсяпоперек течения. Гребцам вновь приказали сесть на весла, и через нескольковзмахов струг заскреб днищем по прибрежному песку, надежно усевшись на мель.

Первуха встрепенулся.

– Что ж ты творишь, холера чертова? – с ненавистью выкрикнулон в лицо Вольному. – Зачем? Как мы теперь с места сдвинемся? В своем ли тыуме?

– А ты?.. Ты, Первуха, в своем уме? – тихо, холодно спросилВольной, и корабельщик вновь сник.

– Давайте всех на берег, – махнул рукою Вольной и первымсбежал по сходням.

И корабельщики, и ватажники спустились одинаково проворно, аЛизу охватил такой трепет перед этой шаткою доскою с поперечными перекладинами,напомнившей ей лаву, что она долго и неуклюже сползала по сходням,поддерживаемая Леонтием, который тоже чувствовал себя весьма неуверенно.

Ватажники и их пленники, столпившиеся внизу, смотрели на этупару с немым изумлением, а потом разразились дружным смехом.

Едва Лиза ступила на твердую землю, как рыжий, косматыйватажник поймал ее за руку:

– Гля-ка, ребя! Девка! Да еще какая! Ты чья, девка?

Лиза молчала, глядя на него с ненавистью.

– Отстань от нее, – подошел Леонтий. – Отпусти!

Он говорил просительно, с явной робостью, и рыжий воззрилсяна него с усмешкою:

– Твоя, что ль?

Леонтий запнулся.

– Значит, ничья? – И рыжий так дернул Лизу к себе, что онаневольно уткнулась лицом в его грудь, поросшую густой шерстью и крепко пахнущуюпотом. – А коли ничья, стало, будешь наша!

– Пусти! – прошипела Лиза, отшатываясь. Но разбойник держалкрепко. – Пус-с-сти-и!

– Отпусти-ка ее, Сенька! – послышался рядом знакомый голос.– Это моя девка. Понял?

И Вольной отвернулся, даже не взглянул на Лизу, руку которойСенька мгновенно, хотя и с видимой неохотою, выпустил.

– Ну что, брат? – спросил Вольной участливо, обернувшись кПервухе, который стоял ни жив ни мертв. – Чем будешь платить? «Кошками» или«веничками»?

Лиза ушам не поверила. Так все свелось к шутке? Отчего жеПервуха побелел впрозелень? Почему гробовая тишина воцарилась средикорабельщиков?

– Молчишь? – так же мягко проговорил Вольной. – Ну, молчи.Тогда я, брат, возьму с тебя должок веничками. Березовыми.

Вмиг на берегу разложили костер. Тут же, на опушке, наломалиберезовых веток, связали их в два веника. С Первухи содрали рубаху, привязализа руки к высокой осине, и два могучих ватажника, то и дело опуская веники вкостер, взялись с маху охаживать истошно вопящего корабельщика пучками тлеющихветвей.

Лиза упала на колени, уткнулась в них лицом, закрыла глаза –не видеть, не слышать ничего. Но крики Первухи рвались сквозь притиснутые кушам ладони. Вдруг чьи-то крепкие руки схватили ее за плечи, приподняли, сильнотряхнули, и она оказалась лицом к лицу с Вольным.

– Не кручинься! – сверкнул он улыбкою. – Я его до седьмогопота прошибать не стану. Так, слегка попарю, и все! – И по его знаку истязаниетут же прекратилось.

Первуху развязали. Он рухнул мешком, где стоял.

В это время на берегу появилась телега, и пятеро ватажниковпринялись сгружать в нее все, что можно было унести с судна.

Лиза поглядела на возницу – и не поверила глазам. Казалось,довольно с нее на сегодня ужасов! Но нет, не унимается судьба. Возницейразбойничьим оказался Вайда.

Их взгляды встретились. Лиза невольно вскрикнула, увидев,каким дьявольским огнем зажегся единственный глаз цыгана.

Вольной, услышав ее, резко обернулся, заметил Вайду,спрыгнувшего с телеги и спешившего к Лизе. Мгновенным, неуловимым движениемвдруг оказался на его пути.

– Чего это ты схватился, Вайда? – спросил он миролюбиво. –Держи коня, а тут мы и сами управимся.

Вайда будто и не слышал ничего. Глаз его был прикован кЛизиному лицу, и цыган слепо наткнулся на Вольного, словно не замечал прежде,что кто-то стоит на пути.