Помпео отправился в Пхеньян во вторник, 8 мая, забрал трех американских заложников и вернулся с ними в Вашингтон, прибыв на авиабазу Эндрюс после двух часов ночи в четверг. Трамп приветствовал возвращающихся мужчин на невероятной, наспех организованной посреди ночи церемонии прибытия в прямом эфире. Трое освобожденных американцев, по понятным причинам, были в восторге, торжествующе подняв руки, когда вышли из самолета под яркий свет прожекторов. Они любили выступать перед прессой и были хитом вечера, наслаждаясь, к счастью, возвращением из Северной Кореи, сильно отличающимся от возвращения замученного до полусмерти Отто Уормбиера. Вертолет Морской пехоты № 1 вернулся в Белый дом, проходя мимо совсем рядом с подсвеченным памятником Вашингтону — зрелище почти сюрреалистичное. Трамп был на седьмом небе от счастья даже в половине четвертого утра, когда мы приземлились на Южной лужайке — такой успех не смогли умалить даже либеральные СМИ.

Маневры перед встречей Трампа и Кима развивались быстро. В частности, мы беспокоились о влиянии Китая на северокорейцев, и внимательно следили за тем, что делают и говорят ключевые китайские игроки, такие как Ян Цзечи, бывший посол Китая в Вашингтоне во времена Буша-млаадшего, бывший министр иностранных дел, а ныне поднявшийся до уровня члена Государственного совета. У меня были опасения, что Пекин готовит почву для того, чтобы обвинить Соединенные Штаты в случае срыва переговоров, предупреждая, что северокорейские “сторонники жесткой линии” подрывают позиции Ким Чен Ына за освобождение американских заложников без какой-либо “взаимности” со стороны США. В соответствии с этим сценарием, внутри системы на Севере не было консенсуса, и это сильное сопротивление со стороны военных Пхеньяна означало, что переговоры оказались под угрозой срыва еще до их начала. Наш ответ? Сделать больше уступок. Это была одна из старейших игр в коммунистическом руководстве: пугать доверчивых западников рассказами о расколе между “умеренными” и “сторонниками жесткой линии”, чтобы мы согласились на неприятные результаты, чтобы поддержать “умеренных”. Чон действительно беспокоился по поводу недавнего заявления Севера о том, что на “закрытии” испытательного полигона Пунгери будут присутствовать только журналисты, а не ядерные эксперты, как они ранее обязались. Пхеньян мог бы с таким же успехом можно пригласить Микки Мауса.

Всю следующую неделю мы с Чоном постоянно разговаривали по телефону, готовясь к визиту Мун Чжэ Ина в Вашингтон и сингапурской встрече с Кимом. Мы неоднократно говорили о “закрытии” Пунгери, которое было чистой ложью, начиная с отсутствия каких-либо инспекций со стороны США или международных инспекторов, в частности, осмотра туннелей и подземных сооружений перед любыми приготовлениями или взрывами, закрывающими штольни (входы в туннели). Препятствуя таким инспекциям, Северная Корея скрывала ключевую информацию. Эксперты по ядерной криминалистике, как это было обычной практикой, могли бы экстраполировать важные выводы о размерах и масштабах программы создания ядерного оружия, других местах в Северном ядерном гулаге, которые мы хотели раскрыть и осмотреть, и многое другое. Из опыта работы МАГАТЭ в Ираке в 1991 году и после этого, который я лично пережил во время правления Буша-старшего, мы знали, что существует огромное количество информации, которую можно очень эффективно скрыть без надлежащих, постоянных инспекций на местах до, во время и после любой денуклеаризации. Последующий международный мониторинг, такой как взятие проб почвы за пределами штолен, не мог заменить инспекций внутри горы Пунгери, что Север прекрасно понимал. Эта пропагандистская игра свидетельствовала о недобросовестности Пхеньяна. Даже CNN позже говорила, что северокорейский подход “подобен топтанию на месте преступления”. Чон думал, что этот вопрос можно было бы поднять на межкорейской встрече в Пханмунджоме позже на этой неделе, но Север отменил встречу в последнюю минуту, что стало еще одним типичным пхеньянским гамбитом. Затем они прямо пригрозили отменить встречу Трампа и Кима, пожаловавшись на ежегодные американо-южнокорейские военные учения под названием “Макс Тандер”. Это была еще одна пропагандистская уловка, но она и последующие жалобы на эти военные учения, абсолютно жизненно важные для нашей совместной военной готовности, как оказалось, повлияли на Трампа сильнее, чем КНДР смела и мечтать.

Я рассказал Трампу об этом северокорейском извержении примерно в шесть тридцать вечера, и он сказал, что наша линия в прессе должна быть такой: “Какова бы ни была ситуация, меня это устраивает. Если они предпочтут встретиться, я готов. Если они предпочтут не встречаться, я тоже не против. Я полностью пойму”. Я позвонил еще раз около семи часов и долго слушал, как Трамп критикует южнокорейско-американские военные учения: он был против них в течение года, не мог понять, почему это стоило так дорого и было таким провокационным, ему не нравились полеты B-52 с Гуама, и так далее, и тому подобное. Я не мог поверить, что причина этих учений — быть полностью готовым к нападению Северной Кореи — не была объяснена раньше. Компетентные военные часто проводят учения. Особенно в альянсе, совместное обучение имеет решающее значение, чтобы союзные страны не создавали себе проблем во время кризиса. “Сражайтесь сегодня вечером” — таков был лозунг Вооруженных сил США в Корее, отражающий их миссию по сдерживанию и отражению агрессии. Снижение боеготовности может означать “сражайтесь через месяц”. Однако, как я понял, Трамп просто не хотел об этом слышать. Учения оскорбили Ким Чен Ына и были неоправданно дорогостоящими. Дело закрыто.

Тем временем мы работали над логистикой для встречи в Сингапуре. Был один критический момент — Помпео предложил, чтобы он, Келли и я были с Трампом всякий раз, когда он был рядом с Кимом, на что мы с Келли с готовностью согласились. Я также беспокоился о том, насколько сплоченными мы могли бы быть, учитывая ежедневные вспышки темперамента Трампа, к которым все привыкли в Белом доме. Один из таких странных эпизодов в середине мая включал пренебрежительные высказывания Келли Сэдлер, сотрудницы отдела коммуникаций Белого дома, о Джоне Маккейне. Ее комментарий, унижающий Маккейна о том, что «как он может проголосовать за кандидатуру Джины Хаспел на пост директора ЦРУ, если он все равно умирает”, просочились в прессу, немедленно вызвав бурю. Трамп хотел продвинуть Сэдлер, в то время как другие хотели уволить ее или, по крайней мере, заставить публично извиниться. Сэдлер отказалась, и это сошло ей с рук, потому что Трамп, который презирал Маккейна, позволил ей это. Сэдлер превратила свою собственную нечувствительность в оружие, обвинив других в утечке информации, что является частой наступательной тактикой в Белом доме Трампа. На встрече в Овальном кабинете Трамп обнял ее и расцеловал. Хотя это фиаско вряд ли было моей проблемой, в какой-то момент я пошел к Келли, полагая, что