особенно подчеркивал нездоровую красноту лица человека.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Анна Сергеевна, продолжая улыбаться. Николаев краем глаза заметил, что Лариса осталась стоять возле двери, расставив ноги и заложив сцепленные руки за спину, прямо как заправский охранник, оттого и он внутренне напрягся.

Обитатель этой странной квартиры даже не посмотрел на нее, а уставился во все глаза на Николаева:

— А это кто? — спросил он. Голос у него оказался неприятный, слишком высокий как для мужчины, практически писклявый.

— Познакомьтесь, доктор Николаев, — соврала, все так же улыбаясь, Анна Сергеевна.

— Отлично! — ответил ее пациент, но при этом тоном, который нельзя было назвать радостным.

Тем временем доктор Горан прошла вглубь комнаты к огромному обеденному столу, вокруг которого стояли стулья и отодвинула один из них, собираясь сесть.

— Вы позволите? — спросила она у хозяина этой странной квартиры.

Тот пожал плечами, мол, зачем вы меня спрашиваете, если и так уже все решили, а доктор не только села сама, но и позвала Николаева присоединиться:

— Коллега, присаживайтесь, — и обратилась к пациенту, — и вы тоже.

Он в ответ опять пожал круглыми покатыми плечами, но сел. Николаев не понял, находится ли тот под действием каких-то препаратов, которые подавляют его, или он так умело имитирует заторможенность, двигаясь нарочито медленно.

— Слушаю вас, — обратился он исключительно к Николаеву.

— Я хотел бы расспросить вас о кое чем, что произошло в Софии…

— Где? — перебил его толстяк, наконец усевшись на стул и перестав на нем ерзать.

— В столице Республики Болгария, Софии.

Выпучив на Николаева круглые на выкате глаза в красных жилках лопнувших капилляров, он спросил:

— А я откуда могу знать, что там произошло? Я ни разу в Болгарии не был.

И вальяжно откинулся на стуле, сцепив короткие пальцы в замок на огромном пузе. Николаев не знал, что делать дальше. Он вообще не понял, как эта женщина смогла его сюда привезти, а не вызвать пациента к себе, например. Мало того, собираясь сюда, он продумал стратегию допроса, но учитывая данные об этом человеке, собирался делать поправку на это, но рассчитывал, что доктор Горан как лечащий врач поможет ему. Сейчас же «снежная королева», как Николаев окрестил ее про себя за холодные светлые глаза и белую, почти прозрачную кожу, сидела с таким видом, вроде бы она тут оказалось случайно, и это не ее пансионат, не ее пациент, и не ее дело. Николаев вынужден был просить:

— Анна Сергеевна, не поможете мне?

Она опять улыбнулась, но на этот раз злорадной улыбкой и сказала, обращаясь к обитателю квартиры:

— Расскажите доктору Николаеву о Марке.

Глава третья

Мы поели, и Марк свалил грязную посуду в мойку.

— Завтра помою, — сказал он беспечно, а потом сел напротив меня и спросил серьезно, — что ты говорил об Анне?

Мне сразу расхотелось рассказывать Марку об Анне, даже не понимаю, зачем он начал этот разговор, ну сболтнул я лишнего, сказал, что светлая комната с балконом предназначена для Анны, но зачем цепляться к словам, пытаясь теперь выведать у меня ему не нужные подробности.

— Нет, давай поговорим! — настаивал Марк, — ты же понимаешь, что нет никакой Анны?

Ну вот, он все-таки решил опять начать обсуждать это!

— Ник, друг, ты принимаешь таблетки? — Марк даже наклонил голову, пытаясь заглянуть мне в глаза, уж не знаю, что он в них хотел увидеть, наверное, думал, что так поймет, вру я ему или нет.

— Принимаю! — уверенно соврал я.

— Нет, я же вижу, что не принимаешь! Ник, надо их пить! Доктор выписала тебе их не просто так, понимаешь?

Мне физически всегда становится плохо от таких разговоров с Марком. Его участие, вопросы эти, и главное, разговоры об Анне. Зачем он вообще начал о ней говорить? Мне следовало, наверное, показать ему сообщение от нее, там, где она пишет про то, что прилетит 8-го, но я очень хорошо знаю Марка, тот обязательно найдет к чему прицепиться, будет высматривать тайный смысл в написанном и так обязательно найдет доказательства своей теории. Потому я не стал показывать сообщение, а сказал лишь:

— Зато я снял квартиру и смогу съехать от тебя хоть сегодня!

Марк не обрадовался, а, наоборот, покачал головой, но не как болгары, когда хотят сказать «да», а как все остальные в мире, когда хотят сказать «нет»:

— Я не думаю, что тебе стоит съезжать сейчас.

Ну здрасти, приехали! Что такого изменилось с утра, когда он был совершенно не против? Я так и спросил его вслух, а он ответил мне на это совершенную глупость:

— Ты снова начал говорить об Анне.

— Знаешь, я не вижу абсолютно никакой связи между этими двумя фактами! — я уже рассердился ни на шутку.

Марк еще что-то хотел сказать, но тут в дверь постучали. Это все потому, что Марк так и не починил звонок, давно надо было вызвать мастера, но то некогда, то у него ночует очередная Девушка без…, а то пятничная вечеринка. Потому ему в дверь стучат. Мне то, что, мне вообще до этого нет никакого дела, я-то сегодня съезжаю. Потому, когда Марк пошел открывать, я встал и направился к себе в комнату.

Я собирал свою одежду, кидая ее в сумку. У меня оказалось овер дофига вещей, даже не знал, что я такой шопоголик. Штук восемь совершенно одинаковых водолазок, пар десять узких джинсов. Я вообще люблю приталенные, облегающие вещи. Мама мне говорит, что с моей фигурой не стоит носить вещи «в обтяжку», но я чувствую себя уверенно, когда вещи плотно прилегают к моему телу.

Из коридора раздавались голоса. Один был Марка, а вот другой я никак не мог узнать. Даже было непонятно кто это, мужчина или женщина. Есть настолько высокие мужские голоса, что порой их можно спутать с женскими. Вот это был именно такой голос.

Я остановился посредине комнаты и огляделся вокруг, чтобы ничего не забыть. У меня вообще тут спартанская обстановка: кровать, которую я сам собрал, когда ее доставили из Икеи, вешалка на колесиках оттуда же, на которой и висела вся моя одежда, теперь плотно заполнившая собой синюю спортивную сумку, которую я купил перед своим отъездом из Вильнюса, и две коробки в углу. Коробки я так и не распаковал, потому я их просто погружу в багажник такси и все, готово. Еще у меня была стопка книг, которые уже прочитал, поэтому я оставлю их Марку. Он, конечно, книги не читает, поэтому и эти вряд ли прочтет, но это уже будет