самый момент на экране моего телефона удивительным образом вовремя загорелась надпись «МАРК» и мне пришлось перестать думать об отношении Горана ко мне и ответить:

— Слушаю.

— Ну что, выбрал что-то?

— Ты понимаешь, все не то…

— Что еще «не то»? — Марк даже меня не дослушал.

— Все какое-то мрачное. Мне не нравится.

Правильнее было бы честно сказать Марку, что я не могу привести Аню жить туда, где у нее не будет своей светлой комнаты с балконом, а будет какой-то темный чулан, но что-то мне подсказывало, что ему не понравится такой аргумент.

— Так, дай-ка трубочку Горану.

— Это вас, — сказал я, протягивая обидевшемуся брокеру свой телефон.

Горан взял трубку неохотно, но потом, явно потому что услышал в ней голос Марка, начал улыбаться и говорить очень приветливо:

— Да, ваш друг мне назвал свои требования. Нет, мы только начали смотреть, еще есть множество вариантов. Не переживайте, я все устрою…

И так далее все в таком же духе. Леонид старательно прислушивался, силясь понять, повлияет ли этот разговор на возможность сдачи его квартиры.

Наконец Горан сказал в трубку «айде!» и вернул ее мне.

— Так, пошли! — велел он мне бодро и совершенно не сердясь, а Леониду только кинул на ходу:

— Сегодня тебе не повезло.

Мы пришли в ресторан с странным названием «Часовник», это переводится с болгарского «Часы». И пока мы туда шли, Горан позвонил какой-то Ларисе и договорился о просмотре.

— Она очень деловая женщина! Просто очень! Если бы меня просил не Марк, я бы ни за что не стал бы беспокоить такую уважаемую женщину в такой прекрасный воскресный день!

Наверное это от голода он стал особенно многословен, потому что тут же заказал шопский салат, пасту карбонара, кусок торта и кофе. Потом передумал и попросил заменить в заказе пасту на ребрышки и заказал еще стопку местной водки, ракии. И мы стали ждать Ларису. На самом деле мне страшно хотелось уйти. Я даже пошел в туалет, думая, что может быть оттуда я смогу как-то убежать от Горана, но потом я вспомнил, что меня дома ждет Марк и скорее всего, когда я доберусь до дома, он уже будет знать о моем побеге. Горан не похож на человека, который не позвонит и не скажет, что я позорно сбежал, хотя он и предупредил меня, какая важная птица эта Лариса. Потому из туалета я вернулся совершенно расстроенным. Горан же ел с аппетитом салат из крупно нарезанных огурцов и помидор, щедро засыпанных сирене, это местная брынза, но не соленная. Ах да, я же уже объяснял! Увидев меня, он полез во внутренний карман своего черного как у работника похоронной компании пиджака, и достал сложенный пополам невероятно мятый листок, который стал тут же принялся разглаживать на столе руками, рискуя испачкать.

— Это договор. Надо, чтобы вы подписали, — сказал он мне.

Я попытался вчитаться в буквы, но ничего не понял. Нет, я понимал слова, которые были напечатаны бледно на не очень белой бумаге, но как-то воспринимал их по отдельности, не в состоянии связать в нечто общее.

— О чем он? — спросил я Горана, когда мне наконец надоело бессмысленно пялиться в мятый листок.

— Он о том, что вы поручаете мне найти себе квартиру, — сказал Горан обтекаемо, — а то, сами понимаете, вам сейчас понравится квартира и все, получается, я зря бегал и суетился.

Мы сидели на летней площадке ресторана с непонятным для меня названием, потому что при чем тут могут быть часы. Но я уже давно заметил, что в Болгарии любят называть вещи странными названиями, например медицинский центр «Медичи» или бар «Инцидент». Подозреваю, что владельцам просто нравится набор звуков, а смысл им не важен. Солнце пробивалось сквозь дыры в навесе, откуда-то издалека доносились звуки большой улицы. Я ковырял в своей тарелке, а Горан ел с большим аппетитом, облизывая пальцы, перепачканные жаренными ребрышками в соусе.

— У меня нет ручки, — сказал я ему.

— О! Это не проблема, — ответил он, и, действительно, ручка у него была и лежала уже рядом с мятым листком.

Я, не читая, написал низу «Ник Крис» и поставил размашистую загогулину.

— Отлично! — радостно сказал брокер и в то же мгновение к ресторану подъехала машина. На таких машинах следует ездить только черным гангстерам где-то в пригородах Лос-Анжелеса, настолько она смотрелась тут нелепо. Я не знаю, какая это марка, потому что я не разбираюсь в машинах совершенно. Из нее выскочила очень маленькая женщина, ростом не выше, чем крупная собака, в мелких кудряшках на голове и с огромными очками, которые как диадема украшали ее прическу.

— А вот и Лариса! — еще радостнее чем прежде, объявил Горан.

Лариса и правда оказалась безумно деловой. Она пожала руку мне, Горану, одновременно говоря с кем-то по телефону и делая заказ официанту:

— Кофе и воду «Эвиан»!

— Длинный или короткий, — уточнил как принято тут официант.

Лариса бросила взгляд на запястье, на котором у нее были часы и отрывисто сказала:

— Короткий!

То, что она носила часы, мне очень понравилось. Я люблю людей, которые привержены старым традициям. Сам я не такой, потому мне они особенно симпатичны.

Горан уже пил кофе и довольно быстро расправлялся с большим куском шоколадного торта, настолько густо политого помадкой, что, даже не пробуя его, я мог сказать, что он безумно сладкий. Я приготовился рассказать Ларисе, какую именно квартиру ищу, о светлой комнате для моей жены и обязательно с балконом, потому что не собираюсь отказываться от идеи приносить ей чашечку кофе, чтобы она пила его, глядя на цветущий город, но мне не пришлось этого делать, Лариса все уже знала. Когда же Горан успел ей рассказать, непонятно.

— Я знаю, что вам нужно! — сказала она уверенно, — и у меня это есть!

Мне понравилась ее уверенность. Я люблю такое. Особенно после того, как Горан меня разочаровал, я сразу проникся к Ларисе симпатией.

Она выпила одним глотком кофе из малюсенькой чашечки и захватив со стола бутылку воды, встала:

— Не будем терять время!

Горан, оставив меня рассчитываться с официантом, присоседился к ней. Счет оказался немаленьким и еще этот парень в полосатом ниже колен фартуке смотрел выразительно в мое портмоне, так что я вынужден был оставить ему на чай. «Надеюсь, они тут выбрасывают еду, которую не съели клиенты, а не приносят ее снова», подумал я, с тоской оборачиваясь на столик, на котором остался стоять мой нетронутый салат. Раньше я спрашивал такое вслух, а мама всегда смеялась, но Аня хмурилась,