позвонит ей в среду, разве что. Мама давно общается с ней смсками, отец и их не пишет, брат из Америки звонит два раза в год: на день рождения и Новый год. Да её бы успели замучить до смерти, прежде чем кто-то бы о ней вспомнил! Хотя нет, шеф бы ей оборвал все телефоны, чтобы выяснить, почему заказ не сформирован и не отправлена итоговая сводка, вот кто въедливый червь. Но что бы это дало, если бы Кристина попала бы в плен и стучала бы как дятел по батарее, только её бы уже никто не услышал.

— Что ты о них знаешь?

— Ничего, на самом деле. Были один раз с Иваном у них дома. Дальше кухни не заходили, впрочем, как и они у нас. Всё.

— Это их квартира или снимают?

Этого Кристина не знала.

— А у тебя своя? — непонятно зачем спросил Дима, тоже незаметно перешедший на «ты».

— Своя.

— Ого! — в его голосе слышалось восхищение, но Кристина, которая ничем его не заслужила, объяснила:

— Это наследство. Бабушка мне оставила свою, я её продала и купила эту.

И это была чистая правда. Потому и Иван не стал квартиру делить, сразу оценив свои шансы, потому и мама общалась с нею смсками, считая, что Кристина поступила неправильно, получив наследство, а не отказалась от него в пользу брата.

О своей квартире Дима ничего не сказал, а Кристина не сочла нужным спросить.

— И еще, самое главное! Они были дома, причем оба, когда приходила полиция. Были и не открыли! — и, вспомнив, добавила, — забыла тебя поблагодарить!

— За что?

— Ты же вызвал полицию!

— А, за это? Да не за что! — слегка неуверенно ответил он.

— Слушай, скоро уже будет время, когда этот человек обычно стучит. Останься, услышишь, что я не вру.

— Я тебе верю, — сказал Дима, — остаться не могу, у меня есть одно дело, надо выйти буквально на пятнадцать минут, но ты можешь записать на телефон для полиции. А я позже приду, лады?

Записывать не пришлось. Наряд пришел к Кристине как раз в тот самый момент, когда пленник выстукивал свой ритм. Голоса его уже не было слышно, но один из полицейских подошел к батарее и тоже простучал что-то свое ритмичное. Ему ответили, и тогда он крикнул своим:

— За мной!

Кристина выбежала из квартиры последней, но никого уже на площадке не было, она задрала голову, надеясь увидеть удаляющихся полицейских, но лестница была пустая. Зато из квартиры Димы с распахнутой настежь дверью раздался шум, крики, грохот и почему-то ещё и лязг металла. Кристина стояла и смотрела, как в квартиру её симпатичного соседа забегают люди, будто она безразмерная или имеет другой выход, потому что никто из неё не выходил. Но потом на носилках вынесли что-то непонятное, черное и худое, похожее на поломанные и сложенные грудой палки и прутики, обмотанные обрывками грязных тряпок, но один из врачей, шедший рядом с носилками и несший на поднятой вверх руке мешочек с капельницей, от которой шел провод вниз, в кучу тряпья, крикнул кому-то позади себя:

— Да накройте его чем-то!

И один из полицейских кинул поверх грязных тряпок белую, в складках нового белья, простынь.

— Идите к себе! Слышите, идите к себе! — кто-то кричал Кристине в самое ухо так долго, что она чуть не оглохла, пока до нее дошло сказанное и она вернулась в свою квартиру и закрыла за собой дверь.

Не у кого было спросить, что же происходило в соседней квартире, никто не удосужился ей это рассказать. Она ходила мимо консьержек, её провожали молчаливыми и, как ей казалось, почему-то осуждающими взглядами, но все, даже словоохотливая Зинаида Ивановна, ничего ей не рассказывали. Молчала и старшая по дому, грозная Вита Петровна, кивала молча, здороваясь исключительно по обязанности. Стёпа и Лиза пропали. Сверху было тихо. Кристина раз или два поднялась к ним на этаж, прислушалась у двери, но даже стучать не стала, настолько мертвая тишина была внутри — квартира была пустая. Только когда Кристину наконец вызвали для дачи показаний, следователь нехотя рассказал ей, что милый бородатый сосед Дима, оказывается, похищал юношей, насиловал и мучал, держал их в своей однокомнатной квартире прикованными к батарее по нескольку дней, а иногда и недель. Экспертиза показала, что их крики теоретически могли слышать и другие соседи, не только Кристина, но никто, ни один человек никуда не сообщил за все два года. Освобожденный юноша тоже не выжил, умер в больнице через три дня, а вот если бы Кристина пришла в полицию раньше, а не тянула резину целую неделю… Когда следователь говорил это, он смотрел на нее настолько осуждающе, что Кристина разрыдалась. Бедный мальчик умер из-за нее! Следователь не стал ее утешать, молча писал что-то в своих многочисленных бланках, пока она не выплакалась и не спросила:

— А Стёпа и Лиза как-то к этому причастны?

— Кто?

— Мои соседи сверху, из тридцать девятой квартиры.

— Ах, эти, — следователь досадливо поморщился, — нет, они только «травой» барыжили.