Абазы и Лорис-Меликова, Бунге спокойно и последовательно продвигал свои планы все в прежнем направлении. В 1883 году были открыты действия Крестьянского банка; затем последовало окончательное уничтожение подушной подати; введены в действие ранее изданные правила о порядке арендования казенных земель; учреждена фабричная инспекция; издан закон об ограничении размеров рабочего дня для женщин и детей на фабриках и заводах, и наконец было приступлено к некоторым нововведениям в области налоговой системы с явною целью усилить обложение более состоятельных классов: введены налоги с наследств и с процентных бумаг и дополнительный и раскладочный сбор с торгово-промышленных предприятий. Каждая из этих мер вызывала в реакционной прессе новый взрыв возмущения против либерально-демократического министра, который своей фигурой положительно портил общую картину контрреформационного правительства. Буиге, однако, устоял на своем посту вплоть до 1887 г., когда наконец к великой радости ретроградов он был переведен на декоративный пост председателя комитета министров, а финансовое ведомство было возглавлено Вышнеградским, который круто повернул финансовую политику на совершенно иной путь. Совпадала ли политика Вышнеградского и его последующего преемника Витте с конечными целями реакционной части дворянства — это другой вопрос, на котором я несколько остановлюсь в дальнейшем изложении, в своем месте. Пока лишь замечу вообще, что министр финансов и министр иностранных дел по самой природе своих ведомственных задач во все времена то и дело должны были расходиться с политикой Министерства внутренних дел по целому ряду существенных вопросов. Однако и помимо Бунге и в тех вопросах, которые не относились к предметам его ведомства, в первые два года правления Толстого еще действовали какие-то иные влияния, противоборствовавшие тенденциям министра внутренних дел. Так, из дневника Перетца узнаем, что в середине декабря 1882 г. Толстой и Победоносцев оказывали в совете министров сильное противодействие предположениями внести в Государственный совет законопроект о различных льготах для раскольников. Несмотря на это, такой законопроект все-таки был внесен и принят Государственным советом и получил утверждение государя. 3 мая 1883 г. этот закон был обнародован10. Правда, льготы, дарованные по этому закону раскольникам, были довольно скромные. Но издание в то время такого закона указывает на то, что Толстой все же не сразу овладел положением. Тем не менее контрреформационные веяния давали себя знать все определеннее, и реакционные элементы и в правящих и в общественных кругах поднимали голову.

Катков в "Московских ведомостях" метал громы и против суда присяжных, и против судебной независимости, и против земского и городского самоуправления, и против уравнения сословий. Усердно муссировалась также мысль о наступлении "дворянской эры", о предстоящем наделении потомственного дворянства обширными привилегиями как командующего сословия.

В январе 1884 г. перед открытием сессии Московского дворянского собрания распускались слухи о каких-то важных политических манифестациях, которые произойдут в течение этой сессии и в которых получит яркое выражение новая тенденция правительственной политики, открывающая поместному дворянству заманчивые перспективы. Много ожидали в этом отношении от всеподданнейшего адреса, с которым московское дворянство обратится к государю, и от того приема, который будет этому адресу оказан с высоты престола.

Все это, однако, осталось втуне. Никаких политических деклараций в адресе московского дворянства не оказалось. Получилась обычная, серая сессия. Молва забегала вперед, по крайней мере на два года предвосхищая события.

Если в области дворянского вопроса дело пока ограничивалось ожиданиями и какою-то безотчетною приподнятостью настроения в кругах воинствующих сторонников сословнодворянских привилегий, то другая сторона реакционной программы: усиление правительственных репрессий против общественной самодеятельности — находила себе совершенно явственное выражение в самых конкретных формах.

В апреле 1884 г. было опубликовано строжайшее предписание председателям земских собраний не допускать к обсуждению на этих собраниях никаких вопросов, прямо не указанных в Земском положении. В мае 1884 г. совещанию четырех министров[5] предоставлено было окончательно закрывать периодические издания, и эта кара немедленно была применена к журналу "Отечественные записки", который и должен был прекратить существование.

Суровые правила были изданы для общественных библиотек и читален: и допущение к заведыванию такими библиотеками и читальнями, и определение состава допускаемых в них книг было обставлено очень стеснительными условиями.

Одним словом, чувствовалось, что правительственная власть все сильнее нажимает педаль в смысле полицейско-охранительного воздействия на общественную жизнь.

Осенью 1884 г., когда я превратился из провинциала в постоянного московского жителя, в столицах уже чувствовалось напряженное ожидание каких-то определенных шагов правительства, в которых выразится уже с полной отчетливостью основное направление правительственного курса. И это ожидание оказалось ненапрасным.

Печать и высшая школа всегда являлись у нас наиболее чувствительными и нежными барометрами для определения политической погоды. В области печати гибель "Отечественных записок" послужила уже достаточно явственным выражением характера переживаемого момента. А в конце августа 1884 г. был обнародован новый университетский устав взамен устава 1863 г. Этот новый университетский устав был детищем Толстого и Делянова. Толстой подготовлял этот устав еще в 70-х годах, будучи министром народного просвещения. Он не успел довести этого дела до конца до своей отставки. Преемники Толстого на посту министра народного просвещения — Сабуров и затем Николаи — совсем не разделяли ретроградных настроений Д. Толстого, и при них дело с переменою университетского устава, естественно, затормозилось. Но почти накануне падения Игнатьева Победоносцев, крайне недовольный тем, что Николаи не обнаруживает наклонности плясать под его дудку, добился замещения Николаи на посту министра народного просвещения Деляновым, занимавшим перед тем должность попечителя Петербургского учебного округа, а затем и товарища министра народного просвещения. Делянов и оказался самым подходящим лицом для того, чтобы наложить последний лак на работу Толстого по изготовлению университетского устава. Этот маленький человек, почти карлик, с лицом, украшенным громадным хоботообразным носом, отличался любезным обращением, под личиною которого таилась великая доза лукавства. Никто из просителей не уходил от Делянова, не получив самого любезного обещания полного удовлетворения заявленной просьбы. Но поверить этим обещаниям было бы великой наивностью. Этот лукавый старичок обладал остроумной находчивостью, позволявшей ему порой выходить благополучно из весьма трудных обстоятельств. В начале 90-х годов, уже будучи министром народного просвещения, он посетил как-то Московский университет и бывал на некоторых лекциях. Время в университете было неспокойное. Распространился слух, что министр будет освистан при посещении клиник. Делянов явился и как ни в чем не бывало обратился к студентам с речью, которую совершенно неожиданно закончил следующими словами: "Друзья мои, хотя я и не духовное лицо, но позвольте мне благословить вас во имя Отца и Сына и Святого Духа". Ого было так ошеломительно необычайно, что сами инициаторы и вожаки подготовлявшейся демонстрации на несколько минут окаменели от неожиданности и забыли о шиканье и свисте, а пока они пришли в себя, маленькая