же тщательно, как и развертывание в боевые порядки перед битвой. Поскольку русские контролировали проходы в соседние Моравию и Венгрию, Карл решил отступить в Богемию, то есть совершить маневр, который требовал из-за большой удаленности от Богемии скорейшего выхода из сражения у немецкого Ваграма.

Неделей позже (12 июля) Карл после кровавых сражений у богемского города Цнайм собственной властью подписал перемирие. По его условиям Франция получила право оккупировать Форарлберг, Тироль и некоторые районы Штирии. В остальном противоборствующие стороны удерживали приблизительно те же территории, какие контролировали до перемирия. Срок действия перемирия был определен в четыре недели с оповещением за две недели о его прекращении. Карлу казалось, что этим способом он задержит русские войска в Галиции, предотвратит их продвижение для соединения с Наполеоном и выиграет время для вывода собственной армии из потенциальной западни. За это он заплатил потерей всех преимуществ, которые Австрия ранее имела в Германии. Карл велел даже эвакуировать Байрес и Дрезден, хотя условия перемирия не предусматривали срочности этой акции.

В имперской резиденции в венгерском городе Коморн перемирие вызвало замешательство. Карлу, возможно, простили бы его вмешательство в сферу политики, но реальные условия соглашения о перемирии не позволяли это сделать. Для кайзера поддержка Андреаса Хоффера и его сторонников в Тироле была вопросом чести. Для Штадиона это, наряду с удержанием Байреса и Дрездена, было обязательным условием германского восстания. С этими осязаемыми активами Карл расстался с обескураживающей легкостью и только потому, что утратил веру в победу. Так казалось тем, кто не понимал глубинного смысла действий Карла, кто все еще исходил из первоначальной предпосылки, будто Россия ждала от Австрии лишь еще одной победы, чтобы присоединиться к ней в войне с Наполеоном. В этих условиях кайзер, хотя и не осуждавший перемирие, был почти принужден принять дисциплинарные меры в отношении брата. Он отстранил его от командования вооруженными силами. В ответ Карл подал в отставку со всех постов, которая была принята 31 июля.

В бурных спорах вокруг ведения Австрией войны отсутствовал голос Клеменса Меттерниха. До 23 мая ему не позволяли вернуться домой. Ирония состоит в том, что Вена в то время находилась в руках французов и он был отослан в австрийскую столицу для обмена на задержанных французских дипломатов. 26 мая в сопровождении князя Пауля Эстерхази и других сотрудников посольства в Париже он отправился в поездку, с нетерпением ловя свежие новости о войне. Ему давно надоело читать «Монитор» и информационные военные бюллетени, в которых содержались пропагандистские выпады против него лично. В Шалоне он имел беседу с военнопленными австрийцами. В Люневиле до него дошли первые слухи о поражении французов. В Страсбурге весть о победе при Асперне была подтверждена такой авторитетной знатной особой, как сама императрица Жозефина, которая в то время проживала в этом эльзасском городе. Воодушевленный этой вестью, Меттерних продолжил поездку и прибыл в Вену 5 июня.

В Вене французы предприняли все возможное, чтобы выглядеть радушными хозяевами, в то время как Меттерних с равным усердием играл роль пленника. Не получив разрешения на свободу перемещения в городе, он остановился в летней резиденции своей матери в пригороде Вены, расположенной на холме, который соседствовал с дворцом Шенбрунн, где квартировал сам Наполеон. В интервью от 6 июня Шампаньи удосужился принести извинения за личные оскорбления Меттерниха, содержавшиеся в информационных бюллетенях. Он отмел их как издержки пропаганды в военное время и заверил посла, что его снова ждут в Париже. Через девять дней нанес визит генерал Савари. Прозрачно намекая на возможность мирных переговоров, он предположил, что если бы Меттерних посетил Шенбрунн, то нашел бы Наполеона в прекрасном расположении духа. Посол отказался от визита. Он напомнил, что является пленником, а «пленники в моем случае, когда они имеют чувство долга, считают себя мертвецами». Он вел себя правильно как с политической точки зрения, так и исходя из требований протокола. Не представляя себе в то время военную обстановку, он не должен был брать на себя ответственность за начало пересмотра политики, пусть даже негласное. Тем не менее Меттерних счел зондаж французов заслуживающим внимания и не сомневался, что санкционировал его сам Наполеон. Савари удалился, и последующие контакты Меттерниха с французами были сведены к обсуждению деталей его передачи австрийцам. Она была осуществлена 2 июля после ряда проволочек с австрийской стороны. На следующий день Меттерниха уже обнимал в Волькерсдорфе кайзер Франц.

Таким образом, Меттерних возвратился в резиденцию верховной власти Австрии накануне Ваграма. Он застал кайзера полным решимости, Штадиона – в отчаянии. Министр иностранных дел ждал лишь окончания сражения, чтобы подать в отставку. Само сражение он имел возможность воочию наблюдать через подзорную трубу, находясь рядом с кайзером, а не черпать сведения о нем из информационных бюллетеней Наполеона. Через день после битвы Меттерних встретился со Штадионом и Францем, чтобы обсудить дальнейшие шаги. Поражение развеяло все иллюзии. Франц зачитал депешу от Карла, признававшего, что только 35 тысяч солдат были способны в тот момент выполнять боевые задачи. Меттерних прокомментировал свою беседу с генералом Савари, которая, хотя и утратила свою актуальность после Ваграма, все же оставляла надежду на заинтересованность Наполеона в мире. Поэтому они решили направить к Наполеону еще одного героя Асперна, князя Йохана Лихтенштейна, для выяснения условий мира. Это решение разительно отличалось от тех, которые они принимали на эпохальном заседании в Вене семь месяцев назад. На следующий день в Цнайме Штадион подал в отставку. Тогда же и там же кайзер предложил пост министра иностранных дел Меттерниху.

Штадион оправдывал свою отставку тем, что его имя продолжительное время связывалось с политикой подготовки войны и теперь это может повредить мирным переговорам. Это объяснение, справедливо оно или нет, весьма типично для его простодушной политической концепции: сначала демонстрировать добрую волю, а затем добиваться почестей за это. Реакция Меттерниха на отставку была отрицательной. Она свидетельствовала о том, что в имперской штаб-квартире утверждается здоровая атмосфера. Во-первых, говорил он, не было никаких гарантий заключения мира, но если бы война продолжалась, то было бы более важным заручиться доверием сторон в Лондоне, Берлине и Константинополе, нежели в Париже. Поэтому нахождение Штадиона у руля управления государством было крайне необходимым. С другой стороны, уход Штадиона со своего поста не принес бы никакой пользы. Вреда бы это не нанесло, но противник получил бы сигнал о том, что Австрия готова на любые условия мира. Было бы лучше иметь на руках все козыри и готовиться к возобновлению войны. Во время переговоров будет достаточно времени для демонстрации доброй