Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только была заключена сделка, стороны были вынуждены эвакуироваться из Цнайма. Штадион отправился в штаб-квартиру Карла на северо-западе, Меттерних же и кайзер поехали в Венгрию, в замок Тотис близ Коморна. У Цнайма 10-го и 11 июля произошли новые кровопролитные схватки с войсками Наполеона, а 12 июля эрцгерцогом Карлом было заключено перемирие. Там же князь Лихтенштейн встретился наконец с Наполеоном и выслушал условия мира. Они были чрезвычайно суровы. Франц должен был отречься от престола – или монархия будет упразднена. Лихтенштейн, прямолинейный человек, привыкший доверять словам, был так ошеломлен, что немедленно удалился в свое поместье в Моравии. Вместе с тем он предпринял еще одну попытку добиться приемлемых условий мира и отправился в Вену, после того как Наполеон вернулся из Цнайма. К своему удивлению, он нашел Наполеона в доброжелательном настроении. Император был готов вести переговоры и больше не угрожал расчленением монархии. Теперь французы настаивали на территориальных уступках Австрии минимум до Прессбурга, что означало потерю земель с населением в три-четыре миллиона человек. Лихтенштейн испытал облегчение, но вряд ли был удовлетворен в такой степени, как иногда изображают. Ведь Наполеон, скорее всего, продолжал требовать отречения Франца. Мнения источников по этому вопросу расходятся, но, судя по тому, что Меттерних в докладе от 20 июля 1809 года явно исключил отречение Франца из списка приемлемых условий, видимо, Наполеон в это время выдвигал подобное требование. Позднее Меттерних утверждал, что Наполеон пообещал Лихтенштейну за отречение Франца не только возвращение к положению «до статус-кво», но также Тироль и другие земли. Как бы то ни было, атмосфера была дружелюбнее и Лихтенштейн мог сообщить монарху о возможности созыва мирной конференции.
Одновременно через личное письмо от Шампаньи и, возможно, через Лихтенштейна Наполеон заявил о своем предпочтении видеть в качестве полномочного представителя Австрии Меттерниха. Можно бесконечно гадать о причинах этого, но самая прозаическая из них, вероятно, самая реальная. Дело вот в чем. Поскольку представителем самого императора был министр иностранных дел Шампаньи, австрийская сторона, если ее вовремя не поправить, могла в ответ сделать своим представителем Штадиона. Другая причина, возможно, состоит в том, что Наполеон под впечатлением, произведенным на него Меттернихом во время пребывания в плену, считал бывшего посла наиболее предпочтительным эмиссаром на переговорах по вопросу о франко-австрийском примирении. В любом случае это требование было излишним, потому что Франц не имел намерения поступать иначе. Меттерних же, без сомнения, считал возникшую ситуацию идеально соответствующей его способностям, и это было действительно так. Единственное затруднение состояло в титуле, который бы определил официальный статус Меттерниха. По предложению Меттерниха оно было устранено тем, что его сделали просто государственным министром без портфеля. Генерал граф Лаваль Нугент, прямодушный солдат ирландского происхождения, был назначен его военным советником.
В случае с подачей Штадионом прошения об отставке Меттерних продемонстрировал способность продать с выгодой то, что другие отбрасывали как ненужную вещь. Вскоре он обнаружил, что Наполеон поступал так же: если австрийцы захотели мирной конференции, пусть они заплатят за это принятием ряда условий. Вместе с назначением 22 июля Шампаньи своим представителем на конференции император выдвинул следующие требования: упразднение ландвера, сокращение наполовину армии и устранение со службы австрийской короне французских и немецких эмигрантов. Вопрос об уступках обсуждался на основе принципа «как ты владеешь» (формула, означающая, что соответствующая сторона может сохранить за собой то, что она захватила). Единственный способ, посредством которого Австрия могла вернуть любую из потерянных провинций, заключался в передаче другой стороне земель, которыми она владела. Это был жесткий принцип. Когда французская нота, содержащая это требование, была доставлена 25 июля в Коморн, австрийский двор пришел в уныние. На следующий день Меттерних дал на нее ответ. В ответе говорилось, что Австрия не может предрешать проблемы, которые возникнут в ходе мирной конференции, Наполеону адресовался упрек в предумышленных проволочках с решением вопроса о проведении конференции. Предлагалось открыть ее 3 августа. Однако Бонапарт не откликнулся на это предложение до 3 августа и не назвал дату открытия конференции, его устраивающую. Вместо этого он стал чинить новые препятствия переговорам, особенно в части чрезмерных требований разоружения Австрии. На этот раз Франц послал к французам своего адъютанта, генерала графа Фердинанда фон Бубну, еще раз объяснить, что их требования уместны лишь как часть повестки дня мирной конференции. Наконец французы согласились со сроком и местом проведения конференции. Она была назначена на 15 августа в Альтенбурге. Однако было очевидно, что французская сторона не особенно торопится начать переговоры.
Наполеон действительно не спешил, причем по самой банальной причине. Он не знал, какие следует выдвинуть условия. Австрия была лишь одним фактором его большой политики. Он затруднялся определить, какая из политических комбинаций будет отвечать создавшимся условиям наилучшим образом. Чтобы усилить психологическое воздействие победы при Ваграме на Европу, он добивался от Австрии не меньших жертв, чем в Прессбурге. Поскольку Бонапарт был связан обязательствами перед суверенами Рейнского союза, Австрия должна была уступить больше своих территорий в Германии. Так как поляки самоотверженно сражались в Испании и Польше, Австрия должна была уступить им всю Галицию или ее большую часть. Поскольку продолжалась война с Англией, Австрия должна была присоединиться к континентальной блокаде Британских островов. Чтобы Вена не могла уклониться от этого, она должна была уступить побережье Адриатики с портами Триест и Фиум.
Все эти соображения были, однако, чреваты осложнениями для французов. Утрата трех-четырех миллионов подданных (по формуле Прессбурга) вместо уничтожения Австрии разъярила бы ее. Австрия, обуреваемая местью за унижение, стала бы не лучше Пруссии или номинально союзной России. Не так-то было просто, как представляется на первый взгляд, вознаграждать и суверенов Рейнского союза. Опыт убедил протектора, что в Германии не будет покоя, пока не разрешатся