Неожиданно автомобиль резко тряхнуло, и я едва не подскочила на сидении. Вопросительно взглянула на Грега, но он как будто даже не заметил этого. Пока мы доехали до конца квартала, подобное встряхивание повторилось ещё несколько раз, и только тогда я обратила внимание: старую дорогу, по которой мы ехали, во многих местах пересекали выбоины и неровности. Даже такие большие колёса электромобиля не всегда могли их «проглотить». Само собой, путешествуя в глайдере на воздушно-магнитной подушке, я совершенно не задумывалась о состоянии дорог, даже выезжая за пределы города. Но судя по невозмутимому виду Грега, его эта периодическая тряска не слишком беспокоила.

Мне было удивительно, что нам практически не попадались встречные или опережающие нас машины. Гораздо чаще встречались люди, передвигающиеся пешком или на древних механических транспортных средствах, которые приводятся в движение за счёт самостоятельного вращения педалей тем, кто этим транспортом управляет. Здесь мне всё время казалось, что я прошла через некий портал, забросивший меня в далёкое-далёкое прошлое.

Я привыкла к невероятно оживлённому городскому трафику. Проблема с его распределением устранялась благодаря многоуровневым магистралям, кое-где достигавшим десяти – двенадцати уровней. Некоторые из таких развязок Центрополиса в высоту превышали двадцатипятиэтажные здания. Но стоило выехать за пределы внешнего городского кольца, и дорожное полотно представало перед путешественником всего одним единственным уровнем. Все автострады, соединяющие города, имеют идеальное покрытие и выстроены с учётом перемещения по ним на магнитно-воздушном транспорте. Но при съезде с этой трассы в сторону поселений эмпатов, магнитный подвес глайдера отключается, и дальнейшее перемещение происходит исключительно за счёт воздушной подушки. И всё же, это значительно превышает и по уровню комфорта, и по скорости обычный колёсный электромобиль, в котором я чувствовала себя как в жёстком пластиковом контейнере.

Мы ехали уже больше часа. Рик, поначалу с интересом глядевший в окно, теперь задремал на заднем сидении. Пейзаж за бортом постепенно менялся. Жилые кварталы редели. Многоэтажки сменились одно- и двухэтажными бараками, выстроенными на скорую руку, а вскоре мы и вовсе выехали на старинную бетонную дорогу, по обе стороны которой не встречалось никаких жилых строений. Пожелтевшие холмы перемежались с равнинными клочками лысой земли, из которой кое-где торчала сухая солома. Грег объяснил, что всё это – поля, которые возделывают эмпаты-земледельцы. Урожай этого года уже был собран, потому поля и стояли голыми.

Теперь бредущих пешком или едущих на механических устройствах людей встречалось всё меньше. Вместо них то и дело попадались повозки, запряжённые одной или двумя лошадьми, которыми управлял один человек. Некоторые из повозок были заполнены сеном или соломой, а некоторые скрывали свой груз под плотной тканью.

Всё это было так необыкновенно, что мне было трудно удержаться от расспросов.

– До Великого смещения, когда мир был ещё поделён на множество разных государств, сельское хозяйство велось с помощью спецтехники. Огромные многофункциональные агрегаты помогали людям возделывать большие участки – подготавливать землю к посеву, ухаживать за ними, собирать урожай… Но с тех пор как общество разделилось на достойных и не слишком, а города монополизировали все ресурсы и уцелевшие производственные мощности, нам – недостойным высших благ цивилизации – пришлось искать другие способы выживать, – Грег терпеливо и обстоятельно отвечал на мои вопросы, не отрывая взгляда от дороги. – Мы были вынуждены, как в древние времена, заново учиться привлекать к труду животных и использовать собственные физические силы в полном объёме.

Я даже приблизительно не представляла, как можно эффективно возделывать поля без помощи специализированной техники. Конечно, у нас было пару лекций о древних орудиях труда, но по моим тогдашним представлениям, в комплект к таким орудиям непременно шёл полуголый косматый неандерталец с минимальным запасом интеллекта. И никак я не могла представить современного человека, даже эмпата, руками обрабатывающего землю и кропотливо собирающего урожай.

В последующие полчаса или час пейзаж оставался довольно однообразным. К тому же скорость электромобиля оказалась примерно в три раза ниже скорости, с которой я привыкла перемещаться на глайдере. Грег замолчал, а я погрузилась в свои мысли. Среди них были в основном сомнения. Я непрерывно вела мысленные подсчёты: с учётом времени в пути и самой прогулки, обратно в Центрополис я попаду лишь к ночи. На эту поездку уйдёт целый день, который я могла бы провести за очередным проектом, выполнить работу досрочно, и, возможно, получить новый бонус для продвижения в рейтинге. И почему, вообще, я с такой лёгкостью доверилась Грегу и позволила ему везти меня куда-то на его машине? Кто знает, что на самом деле у него на уме? Ведь Грег – чёртов эмпат! Я же своим поведением регулярно нарушаю важнейшее правило, которое назубок знаю чуть ли не с первых шагов: «Алекситимик не должен доверять эмпату». Хотя, как объяснил мне когда-то сам же Грег, доверие или недоверие – это тоже чувства. А я не испытываю ни того ни другого. И в тот момент я вынуждена была признаться самой себе, что такое положение вещей выглядело странным. С другой стороны, для этого нас и учили полагаться не на чувства и эмоции, а на знание определённых фактов и логику. То, что эмпатам нельзя доверять нам подавали как факт. Но до конца ли он правдив? И даже если и так, то как должно обстоять дело с доверием самим алекситимикам? Или стать сексуальной добычей какого-нибудь Лобзовского менее опасно, чем попасть под «горячую руку» эмпата?

Погружённая в свои мысли, я не сразу заметила, что электромобиль остановился, и пейзаж больше не меняется.

– Не спи, а то пропустишь всё самое интересное, – Грег дотронулся до моего плеча – видимо, чтобы вернуть меня к действительности. Я же дёрнулась, как от раскалённого металла: по всему телу от его прикосновения прошёл резкий импульс. Правду говоря, это было, скорее приятное ощущение, просто неожиданное. Но Грег решил, что мне не нравится его близость.

– Прости, не собирался тебя пугать. Ты в порядке? Мы приехали.

– Да нет, я… То есть… Что, уже?

Вместо ответа Грег вышел из машины, выпустил Рика, а затем открыл и мою дверь.

– С ремнём безопасности справишься? – спросил он.

И только тогда я поняла, что мы съехали с трассы и стоим в окружении разлапистых деревьев. Я ступила на землю, сплошь, куда ни глянь, усыпанную листьями всевозможных оттенков от ярко-лимонного до глухого коричневого. Листва на окружавших меня деревьях тоже оказалась многоцветной, и это… удивляло. Нет, конечно же, я видела деревья и прочие растения и раньше. В Центрополисе есть городской дендропарк, который представляет собой грандиозный ландшафтно-архитектурный проект – он состоит из необъятных коридоров со стеклянными стенами около ста метров высоту. За ними растут различные деревья и кустарники, привезенные лайнерами с одиночных островов, выживших после Великого смещения, а теперь по большей части необитаемых. Однако все представленные там растения – вечнозелёные, и я ни разу не видела вживую деревьев, меняющих цвет своей листвы. Лишь на обучающих голографических слайдах на занятиях по биологии, ещё в интернате.