Пока Лин рассказывал, что привело его на порог, они пили в пустой столовой крепко заваренный чай.

— Так ты уезжаешь, — сказала она, выслушав его. — Надолго?

— Я иду пешком: разве что, ты будешь столь милосердна, что одолжишь мне лошадь, Эва, — с грустью сказал Лин. Сейчас, в это мгновение, в теплом доме, с чашкой подслащенного чая в руке ему было хорошо, и совсем не хотелось ехать в неизвестность. — Вернусь ли? Не знаю. Но я должен ехать.

Он рассказал ей почти все, что было на душе — больше, чем смог бы рассказать кому-нибудь другому.

— Тебе пока и не нужно возвращаться в Валкан, — негромко сказала Эвелина, глядя на него сквозь сизый дым. — Что тебе здесь? В неизвестности — твое спасение… Твой шанс на новую жизнь, вечно угрюмый магистр Валб. Но если вернешься — заходи: я буду скучать. Только не обольщайся: не слишком сильно, и не слишком часто. — Она погрозила ему пальцем.

— Я тоже, — сказал Лин, улыбнувшись. — Спасибо тебе… За все.

Повинуясь порыву, он взял ее руку и коснулся губами тонкого сплетения морщин на бледной коже. Эвелина сжала пальцы; она улыбалась.

— У тебя ведь есть полчаса?

* * *

Часом позже, галопом удаляясь от Валкана на пегой лошаденке, Лин еще чувствовал прикосновения прохладных рук к разгоряченной коже и горько-сладкий привкус чужих губ. Он не любил Эвелину, и знал, что она не любит его — в конце концов, он был для нее просто милым мальчишкой, как и десять лет назад — но, все же, их странная связь была тем немногим, что жаль было оставлять позади.

Чтобы отвлечься, он стал думать о деле. Сложно было рассчитывать на долгое молчание Бивара, да и оно, как ни жаль, не гарантировало безопасности. Лучше всего было б, если б командор уехал из Валкана до того, как какой-нибудь гвардеец, возвратив кузнецу лошадей и телегу — а Лин почему-то не сомневался, что командор распорядится об этом — вернется с докладом про жреца и его спутников.

Но если командор задержится, подумал Лин, значит, у него в Валкане навалом важных дел: тогда до телеги руки дойдут нескоро. И когда все выяснится, возможно, он не станет устраивать погоню… Но кто его знает?

Как бы там ни было, дней через десять Нае с Хоно лучше было оказаться уже за пределами округа; поэтому следовало торопиться.

Лин пришпорил кобылу и вспомнил звериную ловкость движений командора. Пес, что ни на есть, гончий пес! В жреце — даже если представить его без собаки — тоже было что-то звериное.

«Пожалуй, работая в паре, они являли бы собой идеального убийцу», — усмехнулся Лин своим мыслям.

Если бы только он мог знать, насколько в тот момент был близок к истине!

Хьор-командор Иргис Саен сидел за столом, в доме, где вырос. И смотрел в окно.

По улице, пробежал мальчишка, заливаясь смехом и взбивая рыжую от лучей уходящего солнца пыль. Споткнулся, упал, вскочил, отряхнулся и побежал дальше, не обращая внимания на разбитую коленку.

На большой дороге, подумал Иргис, даже такая царапина могла привести к болезни, последующему увечью или даже гибели — но валканские мальчишки знать не знают об этом; отпрыски бродяг — осмотрительнее, осторожнее, хитрее и злее своих беспечных оседлых сверстников… И все же, и те, и другие — дети.

За тот год, что командор не был в Валкане, в городе мало что изменилось; и в отчем дома все было по-прежнему. Но этому удивляться не приходилось: что бы ни творилось вокруг — Шанг Саен оставался верен своим привычкам.

Когда тот вошел в гостиную, Иргис отвернулся от окна.

— Я уже понял, кто устроил детям Заха Орто побег, отец, — сердито сказал елмандор. — Кого прикажешь благодарить, что это понял только я?

Несмотря на силу ирдакийской крови, доставшейся хьор-командору от матери, они с отцом были похожи.

Пониже ростом, но шире в плечах, в свои шесть с лишним десятков лет Шанг Саен выглядел лучше иных пятидесятилетних. В густых усах пряталась лукавая улыбка.

— Дай-ка подумать… Неужели Солнцеликого? — Старик заговорщицки подмигнул.

Иргис с трудом подавил раздражение.

— Ты должен был дождаться меня, — сказал он.

— Откуда я мог знать — приедешь ли ты в этом году? — Шанг развел руками. — А если б даже и знал — что бы ты стал делать, сын, если бы их уже повесили?

— А что бы я стал делать, если б тебя поймали за руку? — Иргис взглянул отцу в глаза. — Поджог, помощь в побеге… За такое тоже на шею одевают галстук.

— Брось, Ирг, не занудствуй, — отмахнулся старик. — Ты знаешь, что у папаши блистательного командора достаточно надежных и могущественных друзей. И еще достаточно сил, чтобы не попасться кучке бездельников и не дать сгноить в клетке малолеток, которые нашли тело уже холодным… Несчастные дети, которым не повезло родиться в семье бестолкового наставника моего бестолкового сына! — Старик перестал улыбаться; в голосе его послышался гнев. — Тебя надо было давным-давно выдрать за дурость, Иргис, и Рика с Вэлом вместе с тобоя. Мало ли, что когда-то сказал этот остолоп Зах! Если бы он тебе сказал по зиме с голым задом ходить, ты так бы и сделал?!

Упрек был точен.

Бывший магистр-наставник Зах Орто, выйдя из Ордена, больше не хотел иметь со служителями Солнцеликого ничего общего, даже с бывшими друзьями и учениками. И взял с них слово «не лезть в его жизнь, в жизнь его детей, на три шага не подходить к его забору»; к тому моменту он уже искренне верил, что Орден несет миру только беды.

Иргису все это не нравилось. Брат Заха, Фарга Орто, ему не тоже нравился, но в ту пору будущий командор был глубоко погружен в личные дела и оправдывал — почти искренне — свое бездействие тем, что желание бывшего наставника заслуживает уважения. Поэтому не нарушал запрета даже после смерти Заха. Хотя слухи о том, что Фарга не слишком-то ласков с приемными детьми, в городе ходили.

— Даже твой чудной златоглазый приятель, который боится высоты — даже он говорил то же самое! — воскликнул старик. — Что дурак мягкотелый был ваш Зах, и что надо забрать детей в Орден от подлеца и торгаша. И я сколько раз тебе это говорил? К словам старших хотя иногда нужно прислушиваться — но ты никогда никого не слушаешь, сын. Вот тебе результат.

«Да уж: результат…» — Иргис снова посмотрел в окно, пригладил сырые после бани волосы. Старая яблоня с обломанной нижней ветвью — когда-то не выдержавшей веса и неловких движений Рика, пытавшегося отделаться от Лжеца — еще зеленела листвой, но почти перестала плодоносить.

Накатили воспоминания.

Тогда, со скандалом выставленные из резиденции Уво Далтом, они завалились в дом все впятером — к ужасу соседей и к радости отца. Собачника и Молчаливого бродягу Шанг Саен знал и раньше, а Лжец и Поводырь ему понравилась с первого взгляда. Молодое вино в ту ночь лилось рекой, а разговорам не было конца — и это были хорошие, простые разговоры. Это было хорошее время: время поиска и надежды, дружбы и любви.