– Да эта жена такой портретик даст, что без всякогосуда все поверят, что он десять человек убил! – неожиданно вырвалось уДимы. – Вызывала ее вчера Громова, ни фига она не подтвердила, орала вкабинете, обзывала его по-всякому. Везет же мужику на стервоз!

Я навострила уши. Что же это получается? Алик был так спокоен,рассчитывал на жену, а она, выходит, пользуется случаем, чтобы его подставить.Уж больно он доверчивый, в наше время нельзя так!

Димочка между тем понял, что сболтнул мне лишнего, и ужаснорасстроился. Я утешала его, как могла, сказала, что я в этом деле считай чточеловек посторонний и никому не проболтаюсь. После его ухода я бегом кинулась кбиблиотечному телефону. У Алика долго не отвечали, наконец он снял трубку.

– Алик, это я. Ко мне тут приходил один из милиции, мненадо с тобой поговорить, это очень важно.

Он чуть помедлил.

– Понимаешь, у меня очень срочная работа, доканчиваюперевод. Так что могу тебя только дома принять. Ты уж извини, время поджимает,я сегодня лег в три, встал в семь.

Я хотела сказать, что наш разговор гораздо больше нужен ему,чем мне, и что, как он может думать о переводе, когда его подозревают вубийстве, но представила, как он сидит там один, и согласилась приехать, ведьбыло недалеко.

Войдя в квартиру, я сразу поняла, что у него действительносрочная работа. Компьютер чуть не раскалился, по всей комнате разбросанысловари, сам Алик был причесан и чисто выбрит, но было заметно, что он сделалэто только что, чтобы не пугать меня своим видом.

– Извини, что я тебя отвлекаю, но мне показалось этоважным. Этот парень из милиции мне проболтался, что жена твоя алиби неподтвердила, сказала, что больше месяца тебя вообще не видела.

Он ни капельки не расстроился, только смотрел на меняспокойно и улыбался.

– Алик, ты слышал, что я сказала? У тебя неприятности!

– Все будет нормально, Марина, не волнуйся. Я знаю проОльгу, мне вчера следователь Громова звонила, завтра у нас очная ставка, тамвсе выяснится.

Ну вот, он все знает, а я сорвалась с работы, как дура, ещеподумает, что я навязываюсь.

– Ну тогда не буду тебя отвлекать, пойду уж.

– Что ты, – он прямо испугался, – я тебя неотпущу, посиди немножко. Сейчас поставлю принтер печатать, пойдем хоть кофевыпьем. Ой, только кофе-то кончился.

– А ты вообще что ешь?

Он открыл нижний ящик холодильника – тот был заполненяблоками и грушами.

– Бери, угощайся. Бананов не держу.

– Так и питаешься? Желудок испортишь без обеда.

– Угу, и печень, и обмен веществ. Мне, Марина, уженичего не повредит.

– Все равно ведь не помогает, так, может, все бросить ипитаться нормально?

Он отвернулся к окну. Опять мне стало его ужасно жалко. Ижена такая стерва, и со здоровьем нелады, и вообще, невезучий он… Чтобы сменитьтему, я напомнила:

– Алик, ты обещал мне рассказать о своем отце…

Он повернулся ко мне лицом, и я в который раз подумала, какон непредсказуем: я ожидала увидеть несчастное расстроенное лицо, а он былспокойным и даже веселым. Зря я его жалею, он вовсе не нуждается в чьей-либожалости, а в моей – особенно.

– Мои родители – люди уникальные, и их жизнь – этоготовый сценарий, не знаю только для чего – не то комедия, не то драма, аскорее всего – фильм абсурда.

Отец – замечательный ученый, археолог с мировым именем, но,кроме археологии, его ничего не интересует. В театре он был только студентом, ито его буквально силой затащили, так он до сих пор вспоминает этот эпизод сотвращением – ему было жаль потерянного времени! С литературой то же самое,кое-какую классику, того же Толстого, например, он прочел только потому, чтоэто требовалось для получения аттестата и поступления в университет, а послесдачи вступительных экзаменов он не раскрыл ни одной художественной книги. Даже«Мастера и Маргариту» не читал.

– Не может быть!

– И очень этим гордится. Читает только специальнуюлитературу по археологии. На этом он помешан. Наверное, только такие люди имогут достичь больших успехов в науке. Но при этом он человек невероятноинтересный. Просто он одержим своей наукой. И совершенно неутомим. Как-то онпришел ко мне в выходной и предложил поехать посмотреть очень интереснуюстаринную церковь. Мы ехали сначала на электричке, потом на автобусе, потомпошли пешком – дальше автобус не ходил, дорога была никудышная. Я спросил –далеко еще? Да нет, совсем рядом, километров пятнадцать! У меня челюстьотвисла. Но не мог же я отказаться по слабости сил – если дляшестидесятилетнего человека это недалеко, пришлось и мне держать марку, а этобыло только в одну сторону! Короче, обратно к автобусу я приполз еле живой, аотец даже не устал, был свеж и полон сил. Надо признаться, что церковь того стоила– простая, строгая, с прекрасным иконостасом.

Иногда отец бывает добрым и душевным, но, как правило, такзанят своей наукой, что на живых людей не обращает внимания. Для негокакой-нибудь Василько Романович или Всеволод Большое Гнездо реальнее и важнее собственнойжены. Поэтому они с моей матерью и жили врозь – ему так было удобнее, а она егоочень уважала и старалась не мешать его работе… В одном только она его непослушала – она хотела ребенка, а он не мог и вообразить, что начнутся все этипеленки, соски, бессонные ночи, детский плач, болезни… Она настояла на своем,родила меня, но с этого времени они совсем разошлись. Он помогал деньгами, но итолько. Я его в детстве, кажется, и не видел, не помню. Знал, конечно, о егосуществовании, и это меня очень мучило…

А когда умерла мама, он даже на похороны не пришел. Этого яему не простил, но потом, через много лет, узнал, что он в это время читаллекции в Канаде, и ему даже не сообщили о ее смерти…

Но вот потом, когда со мной случилось, ну это, авария, когдав больнице меня оперировали, он нашел меня и очень много для меня сделал. Япомню, как приходя в сознание, все время видел его рядом. Потом мне рассказали,что он две недели не уходил из больницы, там же и спал на свободной койке. Онвыходил меня лучше любой сиделки, кормил с ложечки. Ради меня он пожертвовалдаже своей работой, а для него это огромная жертва.

Я хотела подробнее расспросить Алика про аварию, из-за чегоон попал в больницу, но постеснялась, а он продолжал:

– Может быть, к старости отец почувствовал себяодиноким, ему захотелось кого-то близкого, он вспомнил, что у него есть сын.

– Или, – вставила я, – к старости у негостало больше свободного времени…

– Нет, что ты, какое там! «Свободное время» – это словоне из его словаря. У него на три месяца вперед каждый час расписан, –лекции, занятия, заграничные командировки, в основном в Скандинавию.