Я еще раз оглядела Алика, вроде бы он в порядке, можно егооставить и лететь наконец на работу, а то попадет от Нины Адамовны. И вообще,зачем я с ним вожусь? Он явно себе на уме, только вот хамства не можетпереносить, просто больной делается. В наше время это очень неудобная чертахарактера, потому что хамства кругом навалом. Я, например, тоже не люблюхамства, но становлюсь, наоборот, очень агрессивной, могу в ответ обругать илидаже стукнуть.

На работе Нина Адамовна посмотрела на меня с тихой укоризнойи ничего не сказала. Я устыдилась и два часа помогала ей разбираться с новымипоступлениями. Пришел Шишин, похвастался, что сдал все зачеты чуть ли не раньшесрока, это, конечно, по зимней сессии, но все равно, для Шишина это большойпрогресс. По этому случаю он преподнес Нине Адамовне букет цветов, а мне –коробку конфет. Зойке он тоже оставил пакет, предусмотрительно завернутый ввеселенькую оберточную бумагу с зайчиками и слониками, сказал, что это от егомамы. Я, разумеется, сразу заподозрила, что в пакете находится пресловутая«Техника современного секса», но при Нине Адамовне не стала поднимать этотвопрос.

Мы попили чайку с шишинскими конфетами, причем сам Шишинсъел половину коробки, потом Нина Адамовна ушла, а мы с Шишиным закрылибиблиотеку и побрели потихонечку к метро. Домой с сумками я уже не спешила,потому что матушка обещала с сегодняшнего дня заступить на хозяйственную вахту.

В вагоне народу было порядочно. Нас с Шишиным прижало друг кдругу, было неудобно, но это дело привычное. Я ощущала смутное беспокойство,казалось, кто-то смотрит в спину тяжелым взглядом. Попыталась повернуть голову,мне удалось это сделать только после «Невского», когда одни люди уже вышли, адругие еще не успели войти. Вон тот человек в кепочке. Что-то знакомое было вповороте головы и наклоне плеч, что-то смутно напомнило мне Максима… Черт, онмне уже мерещится, как тогда, два года назад, когда он уехал в Москву. Но ведьтеперь-то все по-другому, ведь я сама вчера выбежала из той квартиры, гдеостался он, выбежала с твердой мыслью больше никогда с Максимом не встречаться.Я вспомнила, какое неприятное чувство испытала вчера рядом с ним, как он былгруб, нетерпелив… Неужели и раньше так было? А я ничего не замечала.

Избитая фраза, но верная – любовь слепа. В моем случаелюбовь была еще и глупа.

– Мариночка, что с вами? – тормошил меняШишин. – Вы такая бледная, вам нехорошо?

– Это от духоты, пройдет.

Но заботливый Шишин доехал со мной до моей остановки ипроводил до самого дома, где сдал с рук на руки матушке. Матушка немногообалдела, увидев меня под руку с лохматым и очкастым Шишиным, но быстро взяласебя в руки и пригласила его в дом. Шишин вежливо отказался и ушел.

– Маринка, ты же говорила, что он толстый и волосыпрямые? А он даже совсем худой и лохматый.

– Да это и не тот вовсе. Здравствуй, мам, что,Валентина наконец выпустила тебя из своих когтей?

– Ох, Маринка, хуже всего было потом соки пить. Видетьих больше не могу!

– Ты считаешь, у тебя здоровья прибавилось? По внешнемувиду не скажешь.

– Хоть бы хорошее что сказала. Ну, и как вы тут безменя управились?

– Как видишь, грязью не заросли и с голоду не померли.

– А кто готовил?

– Угадай!

– Конечно, ты. Ну и зря. Я хотела, чтобы Аня наконецзанялась семьей.

– Ну ты же знаешь, Анька умеет устроиться за чужойсчет!

– Да, наверное, я ее неправильно воспитывала, и тебятоже неправильно.

Я засмеялась и обняла ее.

– Мам, это у тебя от голода настроение плохое. Давайчайку попьем, все пройдет. Вечером Дашку привезут, а где Лолита?

– Она в Дашкиной комнате на всех дуется.

– Лолитка, ты что? Бабушка же вернулась!

Лолита сменила гнев на милость, и они с матушкой помирились.А когда я рассказала про наши с Лолитой мытарства с лапой, матушка расстроиласьчуть не до слез, ей было неудобно, что она бросила нас на неделю. Мне было ееужасно жалко – бледная, с запавшими щеками, каким-то усохшим личиком. Сволочьвсе-таки эта Валентина Михайловна!

Аркадий Петрович Лифарев вызвал служебную машину и попривычке сразу же спустился к подъезду, чтобы дождаться ее на улице. На душе унего вот уже несколько дней было неспокойно. Все дело было в убийствеПодрезова. Пронырливый журналист приходил к нему один раз, напрашивался наинтервью, Лифарев выставил его вон, он не хотел отвечать на скользкие вопросыпо поводу Северных очистных сооружений. Строительство обещало быть оченьинтересным лично для Лифарева – большие деньги давал город, еще больше –норвежский инвестор. Все было задумано отлично: Лифарев в своем экологическомкомитете давал зеленую улицу на уровне города, наверху все было тип-топ, но тутслучилось убийство Подрезова. Журналисты прямо сбесились, орут по ящику промафию, он, Лифарев, точно знает, что тут ни при чем, но ведь менты начнуткопать и проверять всех. Нет, убийство Подрезова скверно пахло. Да еще вчераэтот случай во дворе дома, где будут строить гаражи. Ему совершенно не нужнаскандальная известность!

За этими размышлениями Лифарев незаметно спустился полестнице (лифтом он предпочитал не пользоваться), вышел на улицу. Как нистранно, машина уже поджидала его, задняя дверца была чуть приоткрыта.Подсознание Лифарева отметило эти непривычные детали – и то, что машина пришлараньше, чем обычно, и то, что шофер не вышел из нее, чтобы открыть перед нимдверь, – но Лифарев был так занят своими мыслями, что не обратил вниманиена эти сигналы.

Он сел на заднее сиденье, захлопнул дверцу.

– Сергей выходной? – механически осведомился он уводителя, не увидев перед собой привычного стриженого затылка.

Тот кивнул, не поворачивая головы. Еше десять-пятнадцатьминут Аркадий Петрович, погруженный в неприятные мысли, не обращал внимания наокружающее, но потом вздрогнул и огляделся. Они ехали совсем не там, гдеследовало: перед ним разворачивалась лента пустынного шоссе, мимо пролеталиредкие домики пригородных старожилов и навороченные коттеджи «новых русских».

– Стой! – крикнул Лифарев. – Ты куда менязавез? Какого дьявола происходит?

– Так ближе, – ответил водитель, не поворачиваясьи прибавляя скорость.

– Куда ближе? Одурел ты, что ли?

– Куда надо, туда и ближе. Лифарев покрылся холоднымпотом.

Его кто-то заказал. Или он перешел дорогу кому-то измогущественных криминальных авторитетов. Так или иначе – это смерть.Сопротивляться? Попробовать напасть сзади на шофера? Но они едут на такойскорости, что машина неминуемо разобьется. Потом, это наверняка опытный киллер,а у Аркадия Петровича руки от страха стали ватными…

Машина свернула с шоссе, проехала какое-то время по леснойдороге и остановилась на обрывистом берегу маленького озера с темной торфянойводой. Водитель заглушил мотор и повернулся. Лифарев узнал, кто это. Еговозмущению и растерянности не было границ.