не позволю. Все сделаю, но доведу дело до конца. И ты знаешь почему?

— Чем она вас всех брала? — зло и с завистью спросила Микулина. — С ума из-за нее до сих пор сходите!

— И тебя это бесит!

— Меня бесит, что эта… — Валентина осеклась, хотела, но не смогла обозвать Розу. Она посмотрела Степану в глаза и поняла, что может получить по морде. Он не собирался и не стал бы ее бить. Но поняла она его правильно.

— Она мужа у меня увела!

— И ты ей отомстила?

— Гаврила отомстил… За меня…

— Ты его натравила, ты!

— Но ведь отомстила!

— С этим я тебя поздравлять не стану, а вот с убийством Грамматикова поздравлю. Думаю, Старшина ко мне присоединится. И вряд ли твой муж его остановит.

— Тряпка! — чуть не плача, выплеснула Валентина.

— Твой муж?

— Грамотей!.. Ну все же хорошо складывалось…

— Ты думаешь, Казначей смог бы наказать битовских?

— Он бы смог.

— Откуда такая уверенность?

— Людей у него много, с оружием, правда, проблемы, но Леша им помог.

— Грамматиков помог с оружием?

— Да. — Валентина не выдержала напряжения, всхлипнула и заплакала, закрыв лицо руками.

— Как он им помог?

— Тайник у него был, он показал, они взяли.

— Много взяли?

— Не знаю… Но думаю, что немало.

— Старшина об этом знает?

— Мы надеялись, что не узнает.

— Узнает. Обязательно узнает… Может, для тебя это к лучшему, — пожал плечами Степан.

— К лучшему? — Микулина удивленно глянула на капитана.

— Если Грамотей предатель, может, Старшина не будет за него мстить.

— А Слава? Он же не простит!

— А это уже ваши проблемы! — качнул головой Круча.

Валентина сама подписала себе приговор. И все из-за ненависти, которую она питала к Розе. Грамотею следовало бы оставить в тайне инцидент с Соломоном, но Валентина увезла его в Заварск вовсе не из уважения к нему. Она хотела, чтобы Соломон уничтожил оставленную без поддержки Розу. Но Грамотей взялся за ум, собрался ехать к своим друзьям, чтобы повиниться перед ними, тогда Валентина вынесла приговор и ему. И с ним расправилась, и с Розой. Что ж, теперь ей придется ответить за все.

Глава 10

Смазливая мордашка, шальные глазки, губки сочные, горячие — и все это лишь вывеска, за которой скрывалось целое предприятие по производству жарких удовольствий. Даже не скрывалось, а все на виду. Высокая грудь с возбужденными сосками, плоский живот с аккуратным пупком, тонкая полоска волос на лобке, ноги длинные, икры точеные, щиколотки, как у богини… Услуги платные, зато совсем не обязательно волочиться за этой киской, терпеть капризы, делать подарки.

— Хорошая девочка! — Старшина шлепнул Василису по голой попке, и она, хихикнув, пошла к бассейну.

А может, и в парилку. Пусть погуляет немного, через полчасика Старшина ею плотно займется.

— И квартиру дарить ей не надо, — глянув на Микулу, сказал он.

Конкретно пацан из-за баб влип, не позавидуешь. Еще и на ментов нарвался, неделю в ИВС парился, только сегодня выпустили. И сразу в баньку, а как иначе? Казенную грязь смыть надо.

— А если влюбился?

— И что твоя любовь Розе дала?

— Ну так…

— Валька ее твоя со свету сжила. Мой тебе совет, больше не женись. А квартиру на «Щукинской»… — Старшина медленно сунул в рот кусок вяленой рыбы.

— Что квартиру? — напрягся Микула.

— Да что квартиру…

Не для того Старшина поднимал братву, рисковал своей и чужими жизнями, чтобы пацаны потом деньгами швырялись, квартиры дарили, тачки дорогие.

— Квартира — это мелочь… Лешку нашего убили!

— Ну да, — кивнул Микула, глянув на бутылку водки.

Налить бы да выпить за упокой, но не хочет он поминать Грамотея добрым словом. И Старшина, конечно же, знал почему. И еще он знал, почему рука не тянется к поминальной стопке.

— Что, ну да?… Валька твоя — сука…

— Сука!

— Чего не говоришь, что спросить с нее надо?

— Да надо, — Микула отвел в сторону взгляд.

— Ну так и скажи, что эта дрянь заплатит за нашего брата!

— Да надо бы…

— А глаза чего прячешь, братан?

— Ну, если честно…

— А как еще можно по-другому? — Старшина удивленно вскинул брови.

— Да нет, не буду, — качнул головой Микула.

— Не хочешь со мной говорить?!

— Да нет, слово держать не буду. Слово, данное менту, ничего не стоит…

— Ты дал слово менту?

— Круче дал слово Вальку не трогать.

— Ты дал менту слово не трогать Вальку?

— Сам не понял, зачем ему это. Он же за Розу убить готов был, Валька ему враг, а он — не трогать ее.

— Может, он и Вальку твою того? — Старшина прижал к себе задом воображаемую женщину.

— Да нет… Может, на том и расколол ее, что слово не трогать дал.

— И ты слово дал?

— Я хозяин своему слову… Там, где менты, хозяин слову: хочу — даю слово, хочу — забираю.

— А Круча этот мент ничего. За день ситуацию разрулил. И отморозка этого заварского закрыл.

— Ну да.

— А Вальку мочить надо… Сука она! А Грамотей — крыса! Если ты не в курсе, он стволы заварским скинул из своего арсенала.

— Не в курсе.

— Все забрали, а там нехило так, четыре «АК», «тэтэх» с десяток.

— Я в курсе, что заварские за нас хотели сыграть. Ну, за Грамотея спросить. Не срослось.

— А стволы остались.

Микула думал недолго.

— Мой косяк, — не очень уверенно, но все-таки признал он.

— Твой косяк, — кивнул Старшина. — Не уследил за своей Валькой.

— Завтра в Заварск поеду, решим вопрос, все стволы вернем.

— Как?

— Я знаю Казначея, подъедем, поговорим.

— Поговорим?… Они Грамотея замочили, а ты поговорить с ними собрался?!

— Ну давай спросим за Грамотея, — пожал плечами Микула.

— А чего это ты такой смелый? — косо, с подозрением глянул на него Старшина. — И поговорить, и спросить…

Микула человек проверенный, сколько славных дел на их общем счету, и всегда он был на высоте. Не мог он продаться ментам. Но вдруг сломил его Круча, заставил работать на себя? Может, потому Микула и не боится заварских, что чувствует его поддержку…

— Да это не я смелый, это ты напряженный.

— Напряженный?

— Как на измене. Как будто я очень сильно перед тобой виноват.

— А ты виноват несильно?

— Но, если надо, за Грамотея спросим.

— А если обделаемся? Казначей, может, и еявка, но еявка зубастая, даже Ташкент это признает. И сделать с ним ничего не может.

— Так ведь и он Ташкента завалить не может.

— Это он злой был, потому что у него велосипеда не было. А сейчас у него стволы появились, теперь он