И я замолчала. Молчал и Марк, упрямо глядя в пол. Мы оба понимали, зачем он пришел, но никто из нас не мог отважиться сделать первый шаг навстречу другому. Об этой ночи так сладко мечталось во время лагерной бессонницы, а теперь я робела, словно невинная дева в брачную ночь. Марк сцепил руки за спиной. Если бы не его взгляд, брошенный на меня с порога, я бы решила, что он передумал. Но его глаза так вспыхнули, когда он увидел, что на мне только кружевная ночная сорочка…

– Тиа, – позвал он.

– Да?

– Тиа, ты… Нет, ничего. Спокойной ночи.

И вот тут я разозлилась. И воспользовалась уже проверенным средством.

– Что, даже не поцелуешь меня на ночь, Марк Грен?

Ты бережно обнимаешь меня за плечи, нежно целуешь, но мне этого мало. Хочу напора, хочу страсти, хочу сгорать и плавиться в твоих руках. Я посасываю твою нижнюю губу, затем приоткрываю рот, впуская твой язык. Прогибаюсь в спине, льну теснее, прижимаюсь грудью, обхватываю тебя ногами. Одежда раздражает и мешает, не дает прижаться кожей к коже, телом к телу. Я отстраняюсь и принимаюсь непослушными пальцами расстегивать твою рубашку. Тебе надоедают мои жалкие попытки, и ты рвешь полы в стороны. Пуговицы разлетаются и со стуком падают на пол. Одна все-таки не долетает, остается на кровати и впивается мне в бедро – я со смешком стряхиваю ее. А потом мне становится не до смеха, потому что тебе тоже мешает моя рубашка, и ты задираешь ее подол вверх, скользя горячими ладонями по обнажившимся бедрам, выше, выше… Я со всхлипом припадаю к твоей груди, прикасаюсь губами, провожу языком. Твоя кожа чуть солоновата на вкус, и я окончательно теряю голову.

Моя рубашка отлетает в сторону, и ты опрокидываешь меня на постель, нависая надо мной. Твои поцелуи, короткие и быстрые, обжигают шею, плечи, грудь. Я пропускаю сквозь пальцы пряди твоих волос, выгибаюсь навстречу, тихо постанываю. Твои губы смыкаются на соске, и я выдыхаю твое имя:

– Марк! Марк, пожалуйста…

Я сам плохо понимаю, о чем прошу, но ты сейчас лучше меня знаешь, что мне нужно. Язык играет с соском, а правая рука скользит по внутренней стороне бедра, поднимаясь все выше, раздвигая мои ноги, прикасаясь…

– Марк! Да!

Я выгибаюсь еще сильнее, теснее прижимаю тебя к себе. На тебе все еще остаются брюки – зачем? Упираюсь ладонями в твои плечи, слегка отталкиваю. Ты поднимаешь на меня недоумевающий взгляд потемневших глаз, а я тянусь к застежкам.

– Тиа…

Брюки улетают на пол, к остальной одежде, и между нами больше нет преград. Я глажу твою грудь, напряженный живот, спускаюсь ниже. Очень хочу исцеловать все твое тело, но понимаю, что сейчас на это попросту нет времени. Слишком долго мы ждали этого момента, слишком велико желание слиться в одно целое.

– Тиа…

Ты вновь переворачиваешь меня на спину, устраиваешься между моих бедер. Я раскрываюсь, принимая тебя, бессознательно царапаю твои плечи, хрипло шепчу:

– Еще, Марк, глубже, сильнее, да, вот так, да…

Мы задыхаемся, нам не хватает воздуха для поцелуев, но острая необходимость посильнее вжаться друг в друга только увеличивается. Ты до боли сжимаешь мое бедро, но эта боль сладка, и я только вскрикиваю от наслаждения.

– Тиа, жизнь моя…

– Марк…

Глубже, сильнее, острее, горячее. Мы хрипло дышим и вскрикиваем, на слова уже не хватает сил. Внутри скручивается тугая спираль, сжимается, сжимается, а потом внезапно распрямляется, прошивая судорогой все тело. И я кричу, и твой крик отдается эхом…

– Я сделал тебе больно? – обеспокоенно спросил Марк, нежно поглаживая багровые следы, ярко выделяющиеся на моей светлой коже.

– Нет, мне было хорошо. Очень хорошо.

Признаться, я оставила отметин на теле любовника не меньше. На плечах Марка виднелись царапины, а чуть пониже ключицы уже синел след от поцелуя. И рядом – краснота от укуса. Впервые в жизни я настолько потеряла голову в постели с мужчиной, что абсолютно не отдавала себе отчета в своих действиях, и что самое странное – мне это понравилось. Я испытывала отнюдь не смущение, а какой-то дикий первобытный восторг, рассматривая обнаженное тело Марка. Не в силах удержаться, я провела рукой по его груди, прижала ладонь, ощущая ровное размеренное биение сердца. Затем провела языком по покрасневшей коже, зализывая след от укуса.

– Тиа, я вовсе не против еще одного раза, – со смешком сказал Марк. – Но мне надо хоть немного отдохнуть.

Я фыркнула.

– Так значит, все эти разговоры о трех днях велись только для того, чтобы произвести на меня впечатление?

Марк перевернулся, подминая меня под себя, накрыл ладонью мою грудь, слегка сжал пальцами сосок.

– Так вот что тебе в действительности от меня нужно?

Я рассмеялась, обхватывая его шею руками.

– Разумеется. И как ты мог подумать нечто иное?

Но мы оба действительно слишком устали, поэтому на сей раз дело ограничилось несколькими нежными поцелуями. А затем я устроилась поуютнее на груди у Марка, а он натянул на нас одеяло.

– Как все-таки здорово, – мечтательно протянула я, – засыпать в огромной кровати, на новом белье, пахнущем розовой водой, под теплым одеялом. Мечта!

– А я-то думал, что больше всего тебя радует мое присутствие, – поддел меня Марк.

– Так и есть, – согласилась я и поцеловала его в плечо.

Между нами оставалось еще множество невыясненных вопросов, нерешенных проблем. Но говорить о них сейчас не хотелось. Мы оба делали вид, будто не было долгих лет вражды и противостояния, не вспоминали о моем нападении на Марка и о Маргарите, мы просто наслаждались теплыми объятиями друг друга. Я не сомневалась, что вскоре жестокая действительность даст о себе знать, но я так хотела получить хоть краткую передышку. И если Марк молчит, то тем лучше – я тоже не буду его ни о чем расспрашивать. Краткие мгновения счастья воспринимались мною теперь, будто подарок богов – а я в последнее время поумнела достаточно для того, чтобы от подобных подарков не отказываться.

Сны мне в ту ночь снились бестолковые, но приятные. Какие-то обрывки детских воспоминаний, лес, речка, огромный пес, живший у садовника. А проснулась я в одиночестве. Судя по уже высоко поднявшемуся солнцу, время приближалось к полудню. Я даже удивилась внезапно обретенной способности столь долго спать – в лагере я просыпалась еще до сигнала побудки. Марка рядом не было, и лишь вмятина на подушке указывала, что он провел рядом всю ночь.

Я не беспокоилась. Раз Марк ушел, стало быть, у него имелись важные дела. Меня он будить не стал скорее всего потому, что пожалел. Не знаю, что за гадость подмешал Док в пирожные, но мне от нее было на редкость худо, да и прошедшая ночь, несмотря на всю свою приятность, восстановлению сил никак не способствовала. При воспоминании о том, что именно происходило ночью, у меня вновь сладко заныло внизу живота. Да, любовником Марк действительно оказался превосходным. Я потянулась, ощутив легкую непривычную боль в мышцах, встала и направилась в ванную. Горничную вызывать не стала, рассудив, что и самостоятельно неплохо справлюсь с умыванием, а есть мне пока что не хотелось.